.
ты… или ты уже развелась с Игорем? Конечно, имеешь на это право. Это не слишком порядочно, однако же ты…
Злость такая подкатила к горлу, что Ольга почувствовала – ее сейчас вырвет. Вырвет горькой желчью прямо на этого добродушного и несчастного дядьку, затурканного чрезмерно властной женой, пригнутого к земле катастрофой, случившейся с единственным сыном, огорченного внезапной встречей со снохой, которая то ли жертва преступления, то ли его виновница – никто этого не знает, небось даже она сама!
Ольга несколько раз трудно сглотнула, вкус желчи как-то смягчился, однако горло по-прежнему жгло.
– Однако же я – что? Не имею представления о порядочности? – наконец смогла выговорить она. – Где уж нам уж, рвани детдомовской, нищебродам со «Скорой»! Но ведь вы сами мне не даете порядочность проявлять – к Игорю не подпускаете! Это во-первых. Если я бы решила развестись, вас бы об этом известили официально. Это во-вторых. А в-третьих, мне мысль о разводе даже в голову не приходила, понятно? Впрочем, можете думать обо мне что хотите. Просто я ведь знаю, что вы с Валентиной Петровной и злитесь, что я Игоря не навещаю, и радуетесь, что я этого не делаю. В равных дозах, правда же?
– Ну почему ты так думаешь?.. – фальшиво забормотал Владимир Николаевич, но Ольга уже не слушала: махнула рукой и пошла прочь.
Все вокруг расплывалось, и она не сразу поняла, что плачет.
Ну надо же… Заплакала все-таки! А уж думала, что вместе с треснувшей головой и разбившимся сердцем треснула и разбилась та железа, которая вырабатывает у человека слезы. Это ведь впервые заплакала Ольга с той минуты, когда Игорь прострелил ей руку. Тогда залилась слезами от боли, страха – и оттого, что совершенно ясно поняла: ей надо выброситься в окно, только чтобы не видеть, как любимый, любимый, бесконечно любимый человек убьет ее своими руками.
– Господи! – отчаянно крикнула она, понимая, что вот сейчас погибнет, и ударилась всем телом в стекло. Она еще помнила, как начался ее полет вниз… потом сознание померкло.
…Лифта в хрущобе, где они снимали квартиру, не было. В тот роковой день Ольга привычно поднималась пешком на свой пятый этаж, когда на площадке четвертого ее сильно толкнул бегущий вниз мелкорослый невзрачный мужичонка в замызганном куцем пальтеце, похожий на мышонка, зачем-то нахлобучившего белую каскетку с каким-то черным рисунком. Каскетка была самым запоминающимся пятном в его невыразительной, серой внешности, потому что на дворе стояла зима; тут ушанку надо надевать, а не каскетку! А, ну да, еще весьма запоминающимся и впечатляющим был запах перегара, который источало, казалось, все это невзрачное существо: и дыхание его, и даже одежда.
Ольга с трудом удержалась на ногах, схватившись за перила, и сердито крикнула:
– Поосторожней можно?!
Ответа она, понятное дело, не была удостоена и продолжила подниматься, обеспокоенно размышляя о том, почему этот мелкий человечишка – ну вот натурально мелкий бес! – летел вниз так поспешно. Может быть, ограбил какую-нибудь квартиру