Россия и Германия. Союзники или враги?. Густав Хильгер
человек моих убеждений не особенно был нужен, и, как я уже говорил, в конце концов меня освободили от всех политических и консульских обязанностей, которые я до сих пор выполнял. Этому моему временному уходу в тень предшествовал непрекращающийся огонь острой критики в мой адрес со стороны всей фракции политических соперников и противников. В борьбе между двумя соперничающими кликами сыграли роль личные амбиции (хотя также и честные политические убеждения), и оружие использовалось самое мерзкое и непристойное: секретные доклады, необоснованные обвинения, инсинуации и порочащие намеки – короче, типичная кампания очернения, во время которой меня обвиняли в преступлениях, варьирующих от прокоммунистических до личной коррумпированности. Спустя много лет мне довелось увидеть доклад, посланный в Берлин, где Шлезингера и меня обвиняли в этих и других вещах. Там содержались неприличные намеки на грубые интриги против Берлина со стороны «клики Шлезингер – Хильгер» совместно со столь же коррумпированными личностями из советского наркомата иностранных дел; нас обвиняли в использовании наших должностей в целях набивания карманов либо удовлетворения своих ненасытных политических амбиций.
Этот доклад был составлен в сентябре 1921 года; за семь или восемь месяцев до этого была совершена подобная атака с целью избавиться от меня. Хотя на Вильгельмштрассе было достаточно людей, ручавшихся за мою лояльность и хваливших мои таланты и достижения, чтобы в тот момент отразить эти нападки, некоторые из обвинений в мой адрес упали на благодатную почву. Весной 1921 года я узнал из надежных источников, что начальник отдела курьерской почты предупреждал курьеров, направлявшихся в Москву, о необходимости опасаться меня; их предупреждали, что, встречаясь со мной, им надо быть крайне осторожными, поскольку моя политическая и общая благонадежность считается весьма сомнительной. Когда я в июне вернулся в Берлин и явился к министру иностранных дел, д-р Розен встретил меня словами: «Доброе утро, Хильгер! Я знаю, вы – коммунист». Его незаинтересованность и свое понимание проблем германо-советских отношений находились в резком контрасте с впечатлением, которое я получил незадолго до этого от встречи с рейхспрезидентом Фридрихом Эбертом (1871–1925, с 9 ноября 1918 года – рейхсканцлер; в 1919–1925 годах – президент Германии. – Ред.), к которому я явился немедленно по прибытии в Берлин. Бывший седельник проявил незаурядное природное достоинство и впечатлил меня точностью и уместностью своих вопросов. К своему облегчению, я понял, что этот германский социал-демократ, немало осуждаемый и поносимый бранью как коммунистами, так и германскими правыми, был свободен от всех личных и политических обид и с непоколебимым постоянством придерживался той линии, которую считал правильной. Сердечность и доброта, с которой Эберт поблагодарил меня за работу, которую я проделал в Москве, стали щедрой наградой за проблемы и лишения московской зимы и возместили мне огорчения, порожденные