Инженер и далее. Повести и рассказы. Вячеслав Иванович Смирнов
с вопросом к одной девушке:
–– Скоро ли придет Саша?
–– Нет, ее вообще не будет. Она заболела и осталась в Москве. – Осталось только передать ей привет от меня, Славы, из Риги. Так вот и прервалась нить, связавшая меня с хором Пятницкого, знакомством в Ташкенте с Сашей и недолгом продолжении на свадьбе моего научного руководителя.
***
Но с Ташкентом не все прервано. За столом сидит искрящаяся огнем Ирочка, тонкими пальчиками держит ложечку, ест мороженое, беседуя с серо-гранитной Валечкой, которая излучает тишину и спокойствие, словно скользя по льду на большом радиусе. Я конечно никому не рассказывал ни о Ирочке, ни о Валечке, ни им друг о друге. Празднование моего дня рождения прошло весело и мирно. Расходились обе по домам в разное время, и я, как хозяин, проводил по очереди каждую с ласковыми прощальными словами.
Вскоре Ира оставила рижского мужа и улетела в положении к маме, в Ташкент. Там родила сына.
Я остаюсь в надежде, что Ирочка когда-нибудь прилетит в Ригу, или хотя бы позвонит и скажет:
–– Мой сынуля напоминает о тебе. Но звонка как мне было, так и нет, и, наверное, не будет – изменился номер моего телефона.
Плацкартное купе
Первые три года жизни Славы прошли в предвоенном пригороде Ленинграда, следующие четыре года войны в захваченной немцами Прибалтике. Из рижского концлагеря весной 1944 года был загружен в эшелон для отправки в сторону Германии, видимо, по плану истребления славян. С матерью они бежали, были приняты в эшелон власовцев, которые выгрузили их в латвийском селе. Так и живет в Латвии, но душою и мышленьем определяет себя русским. За свой Вифлеем рождения считает деревню Черновку, где прошло детство матери, и где прожил один-то год, откуда в кирзовых сапогах или в валенках и ватнике зимой отходил один год на левый берег Волги в школу, что вблизи откоса плотины электростанции, построенной пленными немцами в сорок пятом. Несомненно, и родители, и место рождения, и первые детские годы, и русская школа в Латвии, и многократные наезды в Россию по служебным делам уже специалистом, и к родным на Волге дали Славе осознавать себя русским и России родиной. Причину душевных терзаний по разным поводам ищет в оторванности от Родины, в тоске по ней, а не в седении, старении, жизни проходящей – пропащей, когда ни влюбиться, ни очароваться, когда не тянет подойти, спросить телефон, а получив номер не собраться со звонком, когда одногодки старее тебя, а от вида сверстниц щемит сердце жалостью, и себя уж впору жалеть, за упокой свечей пучок ставится, мать в могиле и любимых и любивших там уже несколько.
Не знает никого, кто истязал бы себя десятилетиями тренировками с железом, кроссами, купаньями, лыжами и коньками, православными молитвами, медитацией и самосовершенствованием по китайскому Фанлунгуну. Но некий дар божий позволяет Славе сохранить и внешний вид без многих признаков старости, и внутренне светлое состояние, и физическую кондицию с талией и мышцами