Заключенный №1. Несломленный Ходорковский. Вера Челищева
И потом, он не дал шансов никому из моих кавалеров. Никому.
– Дрался, что ли?
– Я не знаю. Никогда не выясняла, что он там с ними делал… Но шансов он не оставил никому. А что касается меня, знаете, отца у меня не было и, как это по Фрейду говорят, не с кого мне было лепить. У меня не было никаких определенных характеристик будущего мужа. Да я об этом вообще не думала. Есть люди, которые в 17 готовы к партнерским отношениям, есть те, которые в 17 не готовы. Я была из числа последних. Не торопилась. У меня только начиналась взрослая жизнь – учеба, карьера, я только-только разбираться начинала в жизни. Считала, что нужно сначала разобраться с социумом, с работой, с собой… А в 1988 году произошла трагедия с моей родной сестрой… Она для меня очень близким человеком была. Мама поднимала нас одна, работала главным бухгалтером на заводе, уставала страшно, плюс постоянно не хватало денег, плюс нервная работа… Ей было не до нас просто. И сестра (она, как и Миша, была старше меня на 6 лет) закрывала меня от всего негатива – от маминой усталости и раздражения, всегда подставляла свою спину под эти удары. Она для меня была всем. Я смотрела на нее, открыв рот. С мамой ничего не обсуждалось, а с ней обсуждалось все.
…Это была автокатастрофа. На МКАДе не было разделителей, как сейчас – бетонные перегородки. Была весна, везде лужи. Ее сбил КАМаз. Мужик не виноват – они просто не разошлись. Он объезжал лужу, а она ее обходила. И они встретились на пустом МКАДе. Врачи сказали, что сестра жила первые 15 минут…
Я потеряла цель в жизни, интерес, себя. Ходила, как раненый зверь. Кажется, это только с чужими может случиться что-то страшное, а когда случается с твоими… Первые пять лет вообще не могла очухаться. Рана болит и болит. И мама рядом, которая вообще этого пережить не может…
Миша ближе всех оказался. Ближе и душевнее. Хотя мужчина и душевность – редкие качества. Но вот он такой.
Миша ухаживал в сто раз лучше остальных – потому что надо было меня вытаскивать из этого состояния. Он, по-моему, единственный, кто вообще узнал о трагедии, и пришел сразу ко мне. Я в депрессии, он опять меня вытаскивает, я в депрессию, он опять вытаскивает…. Смешит, сидит, ждет, когда у меня лекции окончатся, у дома на улице ночует. Он везде был. Просто везде. Мужики молодые – они вообще бестолковые, но он, видимо, интуитивно все понимал. Постоянно что-то выдумывал, вытаскивал меня, по каким-то тусовкам мы ходили, куда-то ездили, что-то смотрели, в движении все время были. А другие… Они просто ухаживали, и все. А Миша ближе всех оказался. Ближе и душевнее. Хотя мужчина и душевность – редкие качества. Но вот он такой. Спасал меня, реанимировал.
– А с годами эта душевность не прошла? – Спрашиваю я ее.
Инна задумывается.
– Да нет. Если бы мы сжились, как сиамские близнецы, как многие люди сживаются друг с другом, может быть, эта его душевность и ушла бы. А так между нами постоянно было расстояние. Раньше – из-за его командировок. Теперь… из-за того, что есть это «теперь». Но мы никогда не жили,