Летним днем. Фазиль Искандер
почему ее никто не ограбил?
Старик слегка откинулся, как бы давая время и простор для любых догадок.
– Почему? – спросила женщина, все еще подавленная богатством миллиардерши.
– Потому что ее сопровождали пятьдесят переодетых сыщиков в виде знатных иностранцев, – торжественно заключил пенсионер и отпил боржом из своего маленького стаканчика.
– Они интимную переписку адмирала Нельсона предали огласке, – вспомнила женщина, – мало ли что мужчина может писать женщине…
– Знаю, – строго перебил ее старик, – но это англичане.
– Все равно это подлость, – сказала женщина.
– Вивьен Ли, – продолжал пенсионер, – пыталась спасти честь адмирала, но у нее ничего не получилось.
– Я знаю, – кивнула женщина, – но она, кажется, умерла…
– Да, – подтвердил старик, – она умерла от туберкулеза, потому что ей нельзя было жить половой жизнью… Вообще при туберкулезе и при раке, – придерживая одной рукой четки, он на другой загнул два пальца, – половая жизнь категорически запрещается…
Это прозвучало как сдержанное предупреждение. Старик слегка покосился на женщину, стараясь почувствовать ее личное отношение к вопросу.
– Я знаю, – сказала женщина, не давая ничего почувствовать.
– Виссарион Белинский тоже умер от ТБЦ, – неожиданно вспомнил пенсионер.
– Толстой – мой самый любимый писатель, – ответила ему на это женщина.
– Смотря какой Толстой, – поправил старик, – всего их было три.
– Ну, конечно, Лев Толстой, – сказала женщина.
– «Анна Каренина», – заметил пенсионер, – самый великий семейный роман всех времен и народов.
– Но почему, почему она так ревновала Вронского?! – с давней горечью заметила женщина. – Это ужасно, этого никто не может перенести…
Толпа пляжников поднялась на берег и лениво разбрелась по улице. Иностранки в коротких купальных халатах казались особенно длинноногими. Несколько лет тому назад им не разрешали в таком виде появляться в городе, но теперь, видимо, примирились.
Появился мой собеседник.
– Что-то сильно запаздывают, – сказал он без особого сожаления и присел за столик.
Я разлил шампанское.
– Вот вам и немецкая аккуратность, – сказал я.
– Немецкая аккуратность сильно преувеличена, – ответил он.
Мы выпили. Он взял из вазы яблоко и крепко откусил его.
– Значит, вас спасла схематичность полицейского мышления? – напомнил я, дав ему проглотить откушенный кусок.
– Да, – кивнул он головой и продолжил: – Гестапо поставило вверх дном философский факультет, но нас почему-то не тронули. Решили, что это дело рук студентов, которые по роду своих занятий могли Гегеля сравнить с Гитлером. В один день на всех курсах философского факультета у студентов отобрали конспекты, хотя мы писали эти листовки измененным почерком и печатными буквами. Двое отказались отдавать конспекты, и их прямо из университета забрали в