Атаман А. И. Дутов. Андрей Владиславович Ганин
последних защитников города. На фронт под командой 18-летнего прапорщика Хрусталева, который сам лишь год назад окончил Неплюевский корпус, пошли даже 14-летние. Один из них впоследствии вспоминал:
«Нас спешно одели. Ватные куртки, штаны, бараньи полушубки, валенки, папахи. До вокзала шли в кадетских фуражках. Первый раз запели ротой уже дошедшую до Оренбурга песню:
Смело мы в бой пойдем
За Русь Святую…
Был солнечный, морозный день пятнадцатого января восемнадцатого года, один из последних дней белого Оренбурга. Об этом мы даже не думали. Не могло же быть, чтобы мы с нашими старшими друзьями юнкерами не отбросили банды Кобозева обратно к Самаре. А там Корнилов и Алексеев двинутся с Дона и разгонят большевиков. До Каргаллы ехали час в отопленных и хорошо оборудованных теплушках… На станции сотня казачьих юнкеров и роты две эсеровских добровольцев. Эсеровские добровольцы (они ходят без погон и называют себя отрядами Учредительного Собрания) величают друг друга – «товарищами». Пытаются так называть и нас. Дело чуть не доходит до драки, а связиста из штабного вагона выкидывают из купе. Даже не мы, а дежурный офицер, бывший кадет 2-го корпуса. Их офицеры, они в погонах, приходят с извинениями. Слово «товарищ» у них было будто бы в обращении всегда – и употребляют его они не в политическом, а в «обиходном» смысле.
Славно поели жирного солдатского кулеша, и, как настоящим солдатам, нам выдали по полстакана водки. Вечером, в двух вагонах, кадетскую роту передвинули к железнодорожной будке, в двух верстах от станции. Сменяем в заставе офицерскую роту. Застава в полуверсте от будки, в снеговых окопах, по обеим сторонам железнодорожного полотна. Там, на всю ночь, остается одно отделение… На дворе градусов двадцать мороза. Каково должно быть нашим в заставе… У большевиков все тихо, только где-то очень далеко слышны паровозные гудки. Должно быть, в самом Сырте – верст 10 или 12 впереди. В Поповке, что почти на фланге заставы, только лают собаки. С этой стороны позицию защищает глубокий снег.
Утро шестнадцатого января. День обещает быть таким же солнечным и морозным, как вчера… На Оренбургском фронте воюют только днем. Было часов девять утра, когда, со стороны заставы, послышалась частая ружейная стрельба и, почти сразу, разорвался первый снаряд. Вошел в дело приданный нам пулемет… бой разгорается, и мне видно с полотна, как ложатся, совсем близко от нашей будки, снаряды. Из Поповки показалась стрелковая цепь. Черные муравьи на белом фоне. Отсюда, за две версты, кажется, что они не двигаются. Их цель, по-видимому, обойти нашу позицию справа. С Каргаллы их цепь, конечно, видят, и вот красивым барашком рвется первая шрапнель нашей бронированной площадки. От меня, с высокой насыпи полотна, все видно, как на ладони… На станции добровольческие роты уже грузятся и юнкера седлают коней. Они постараются обойти красных на нашем левом фланге, но – снег их остановит… Паровоз, прицепленный сзади, толкает пять теплушек с добровольцами. Я примостился на подножке паровоза. Холодно,