Достоинство возраста. Как относиться к старению. Юлия Жемчужникова
страхом, а от него мало чего хорошего прорастает. Старики, с одной стороны, познали вкусы жизни, с другой – видят ее край. И потому за жизнь держатся, цепляются. Чувствуете разницу оттенков: ценить… цепляться. Это про Любовь… Зависимость. Любовь к жизни необходима. Страх потери провоцирует зависимость, и любви там все меньше. Потому обычный Кощей жизнь не любит и людей тоже. Такие старики, безусловно, неприятны и опасны, о чем и сказки.
Мне попалось только одно описание бессмертия в разных возрастах, в том числе и зрелом. У Натали Бэббит («Вечный Тук»):
«– Знаешь, что это вокруг, Винни? – услышала она низкий голос Тука. – Это жизнь. Она движется, растет, изменяется, никогда не остается прежней даже на пару мгновений. Вот эта вода… ты смотришь на нее каждое утро, и она всегда выглядит одинаково, но это не так. Всю ночь напролет она движется, вытекает из ручья далеко на западе, вливается в ручей на востоке, всегда другая, всегда в движении, хоть и такая спокойная… и в конце концов, проделав долгий-долгий путь, она встречается с океаном. ‹…› А знаешь, что происходит потом? – продолжал Тук. – С водой? Часть ее испаряется под солнцем прямо из океана и поднимается обратно к облакам, а затем проливается дождем, и дождь попадает в ручей, и ручей продолжает течь, и все повторяется снова и снова. Это как колесо, Винни. Все вокруг – как колесо, вертится и вертится без остановки, не зная отдыха. И эти вот лягушки – часть колеса, и жуки тоже, и рыба, и лесной дрозд. И люди. Ничто не остается прежним. Все обновляется, все изменяется и растет. Именно так все и было задумано. Именно так всё и есть.
Лодку наконец прибило к берегу, и нос ее врезался в полусгнившие ветки поваленных деревьев, опустивших свои толстые пальцы в воду. Нос лодки заклинило, и течение не могло справиться с нею, хоть корму и сносило в сторону. Вода текла мимо, меж зарослями тростника и ежевики, и устремлялась из привольных берегов пруда в узкое русло. Там она неслась уже быстрее, журча и пенясь среди камней и булыжников, и исчезала из виду где-то вдали, торопливо огибая склонившуюся иву.
– Она течет, – повторил Тук, – к океану. Но эта лодка сейчас застряла. И если мы сами ее не сдвинем, она будет стоять здесь вечно, как бы ни старалась освободиться. То же и с нами, Туками. Мы застряли, Винни. Застряли и не можем сдвинуться. Мы больше не часть колеса. Нас словно сбросили. Оставили позади. Все вокруг нас движется, растет, изменяется. Например, ты. Сейчас ты ребенок, но когда-нибудь вырастешь и станешь женщиной. А затем придет время для новых детей.
Винни моргнула и внезапно поняла, о чем он говорит. Поняла, что ей – да-да, даже ей! – волей-неволей когда-нибудь придется покинуть этот мир. Просто погаснуть, как огонек свечи, и тут уж протестовать бесполезно. Этого не избежать. До сих пор Винни изо всех сил старалась не думать об этом, но иногда, вот как сейчас, приходилось. От беспомощности и обиды она разозлилась и выпалила:
– Я не хочу умирать!
– Конечно, – сказал Тук. – Твое время еще не пришло. Но смерть – это тоже часть колеса, за которой