Месопотамия. Сергей Жадан
себе на плечи и понёс к горевшим возле метро фонарям, думая там свалить перед дверью какой-нибудь аптеки. Мужик оказался грузным, ноги его волочились по земле, джинсы сползали, он тяжело хрипел, кровь его затекала Марату за воротник. Несмотря на это Марат упорно шёл вперёд, поскольку знал: нельзя оставлять после себя трупы, борьба должна быть честной. А уже когда дотащил-таки этого мудака до аптеки, аккуратно уложил его под дверью и уже собрался нажать кнопку вызова дежурного, то напоследок решил вытереть ему кровь с лица. И когда наклонился, мужик неожиданно раскрыл глаза и засадил Марату в бок длинными блестящими ножницами, которые держал в заднем кармане джинсов. После чего просто убежал. Марат пробовал его догнать, но с ножницами бежать было неудобно, поэтому он просто повернул к дому и полночи добирался сюда с ножницами в теле, держась рукой за стены и деревья. А девушка оказалась парикмахером.
И они заговорили все одновременно, перебивая и высмеивая друг друга. Он уже не дрался, – кричал Рустам, – он уже с малыми работал! Куда там, – мотал головой Сэм, – я сам ходил на его бои, ясно, это уже был не тот Марат, ну и что?
– Да где? – налегал Рустам, – какие бои? Он на диване валялся целыми днями, со двора не выходил! Правильно, – соглашался Сэм, – а когда выходил, то дрался. Да с кем он там дрался? – вскакивал на ноги Рустам, а Сэм тянул его вниз за рукав спортивной куртки, – у него сердце больное было! Да-да, – поддержал его Костик, – больное доброе сердце.
Я попрощался, пожал руки Рустаму с Сэмом, похлопал по плечу Костика, записал телефон дядь Саши, махнул Бене рукой. Меня никто не останавливал. Все устали и засыпали за столом, но не расходились, будто боялись оставаться один на один со всеми этими историями. Туман поднимался кверху, в майские небеса, оголяя предметы, делая темноту ещё более пустой. На втором этаже дома Марата жёлто разъедали ночь три окна. Все три соседки – две полные, одна сухонькая – пристально вглядывались мне в спину, что-то вещая и предвидя.
Я знал эту парикмахершу. Марат познакомился с ней прошлым мартом. Случайно вечером проходил мимо, среагировал на блестящий свет витрины с красивыми, будто отрубленными женскими головами, решил зайти. Был конец холодного рабочего дня, кроме неё в парикмахерской никого не было. Она тоже собиралась уходить – чего сидеть в пустой парикмахерской, когда за чёрным окном начинается сладкая жизнь? И уже сбросила свой блестящий фартук с множеством карманов, забитых ножницами, гребнями и механическими машинками для стрижки. И тут зашёл Марат. Она сразу увидела тёмные круги под его глазами, говорившие о бессонных ночах и выжженных табаком лёгких, увидела его щетину, удивительным образом делавшую его моложе и злее, чем он был в жизни. Заметила его перебинтованную правую руку, понимая, что этот пассажир в случае чего будет стоять до последнего. Скользнула взглядом по чёрной куртке с капюшоном, по спортивной сумке с найковским лейблом, по чёрным, прожжённым в нескольких