Сердце ночи. Ярослава Лазарева
входя в транс, видеть прошлое. Я сама несколько раз погружалась с ним в подобное состояние.
«Он знает, что это сделала Рената, – думала я, следуя за ним в мастерскую. – Видимо, наблюдал за ней, но решил не говорить мне до поры до времени».
В мастерской все на первый взгляд оставалось без изменений – полки, уставленные коробками с красками, кисточки, торчащие из стаканов, рулоны ватмана, холсты на подрамниках, стоящие вдоль стен, и, конечно, множество законченных картин, развешанных от пола до потолка. И устойчивый запах масляных красок. Картина, про которую мы говорили, стояла на мольберте. Она была довольно большой и прямоугольной. Грег сразу подошел к ней и аккуратно повернул. Я вздрогнула и схватила его за руку.
На полотне изображалась скамья, за ней терялся в туманной дали прекрасный заросший парк. Обычно она была пуста, так как Рената и Ганс предпочитали проводить время в лесу, вдали от любопытных зрителей. В этот раз они сидели на скамье и выглядели словно живые. Ганс превратился в утонченного красивого юношу: его редкие тонкие русые волосы стали густыми и блестящими, они отросли почти до плеч и падали вдоль бледных щек белыми волнами. Глаза стали как будто больше, прежде серые, теперь они имели синеватый оттенок и переливались в тени длинных темных ресниц. Казалось, Ганс следил за нами с полотна, словно был жив. Черты лица стали утонченными и породистыми, веснушчатая когда-то кожа выглядела белой и гладкой, а крупные губы, которые я раньше называла про себя лягушачьими, приобрели красивые очертания. Рядом сидела Рената. Она всегда отличалась необычайной яркой красотой брюнетки, и мало кто мог перед ней устоять, но сейчас мне показалось, что в ее лице появилось что-то хищное. Возможно, такое впечатление складывалось из-за горящих темно-карих глаз, глядящих пристально и жестко, и нервно подрагивающих ноздрей. Она тоже словно следила за нами с полотна.
– Привет, – тихо сказал Грег.
И я ясно увидела, как усмехнулась Рената, а Ганс сжал ее руку. Но они не ответили.
– Рената, я все знаю, – продолжил он. – Не считаешь, что нам необходимо поговорить?
Она снова не ответила.
– Выйди к нам! – позвала я. – Ганс подождет тебя в вашем мире, никуда он не денется!
– Выйди! – настойчиво повторил Грег.
Они вдруг встали. Мы замерли, но они отвернулись от нас и, взявшись за руки, ушли вглубь парка. Мы стояли в оцепенении, пока их силуэты не растаяли в туманной дали.
– Дьявол! – с чувством воскликнул Грег и схватил картину.
Он начал трясти ее и кричать, чтобы Рената немедленно вернулась. Я ждала, пока он успокоится. Скоро Грег затих и аккуратно поставил полотно на мольберт, затем остановился перед ним и о чем-то мрачно задумался. Я молчала, глядя на пустую скамью.
– Если Рената умеет входить в этот нарисованный мир, то почему я этого все еще не умею? – наконец заговорил он. – Почему? В чем ее секрет?
– Наверное, в том, что именно она создатель этого мира, – предположила я. – Понимаешь? Раз она творец, то может