Три этажа. Эшколь Нево
ей нарисовать ее семью. Вот ее рисунок. Девочка опирается на отца, мать с сестрой стоят рядом. Здесь нет ни одной детали, которая указывала бы на травму, которую, как вы боитесь, он ей нанес. Иными словами, я предполагаю, что в цитрусовой роще не произошло ничего, связанного с сексом. Я подчеркиваю, что это не утверждение, а предположение, потому что в подобных случаях существует вероятность, что случившееся настолько травматично, что память о нем подавлена и загнана глубоко в подсознание, пока не позволяя нам до себя добраться. – Пока? – спросила Айелет. – То есть вы верите, что до нее можно добраться?
Психолог поиграла концами своего шарфика и сказала, что она этого не знает.
Я решил расставить все точки над «i»:
– Вы хотите сказать, что мы, возможно, никогда не узнаем, что там произошло? Что мы никогда ни в чем не будем уверены?
Мне хватило легкого наклона ее подбородка, который я заметил еще до того, как она открыла рот. Я встал с ее гребаной кушетки и вышел, хлопнув за собой дверью. С грохотом. И надеждой, что в ее выпендрежной двери останется уродливая трещина. Айелет нагнала меня на парковке.
– Что с тобой, Арнон, ты что, спятил?
Я сказал ей, что мне нужны ответы, а не траханье мозгов и что я еду к единственному человеку, от которого могу их получить.
Возможно, если бы Айлет пошла к Герману вместе со мной, не случилось бы того, что случилось. Но она не пошла. Ей было неудобно перед психологиней. Представляешь? Мы платим ей пятьсот шекелей в час, и нам же еще и неудобно.
– Вернемся, Арнон, – сказала мне Айелет. – Хотя бы до конца приема.
– Ты со мной едешь или нет? – спросил я.
– Нет, не еду. Если ты свихнулся, это не означает, что я тоже должна свихнуться.
Я сел в машину и поехал в больницу Ассафа Харофе. Я знал, что Германа уже перевели из ортопедического отделения в терапию. Больше я ничего не знал. На протяжении последних недель, если у нас заканчивался лук, я не готовил шакшуку. Они тоже не стучались к нам в дверь. Из того, что большую часть дня их машины на парковке не было, я сделал вывод, что Герман все еще в больнице, а Рут сидит с ним. Как-то раз Айелет столкнулась с ней в подъезде. Они возвращались с работы примерно в одно и то же время. Рут сказала, что, пока Герман лежал в ортопедии, у него обострились все возрастные болячки, и его перевели в другое отделение.
Я спросил Айелет, извинилась ли перед ней Рут. – Наоборот, – сказала Айелет.
– Что значит – наоборот?
– Насколько я поняла, она на нас очень зла.
– За что же ей на нас злиться?
– Она утверждает, что это из-за тебя Герман попал в больницу. Она говорит, что в цитрусовой роще ты дернул его за руку. Это правда?
– Он не мог сам встать.
– Так ты дернул его или нет?
– Дернул.
– Так вот, по ее мнению, во всех его бедах виноват ты.
– Она упоминала, что мы должны ей деньги?
– Нет, – сказала Айелет. – Но мы и правда должны им заплатить.
– Плати,