Дмитрий Байда-Вишневецкий. Юрий Сорока
цвета за сотни лет, или когда читает слова, рожденные в голове давно не существующего создателя, слова, которые повествуют о современном автору мире и его собственной жизни.
Но существует еще одна разновидность исторического наследия, не менее важная, чем экспонаты музеев или древние летописи. И это, безусловно, фольклор, дающий возможность вдохнуть полной грудью атмосферу давно минувших эпох. На протяжении своей истории человечество создало немало памятников устного народного творчества. Среди них античные мифы, средневековые саги, сказы, былины и легенды. Особое место среди такого наследия занимают народные песни. Они воспевают героев, знаменательные события или просто любовь мужчины и женщины. Украинская нация собрала невероятную сокровищницу таких песен. Иногда веселые и беззаботные, иногда грустные и лирические, народные песни заставляют задуматься над судьбой нашего народа и заглянуть во времена, когда эти песни только сочинялись. Рассмотрим же одну из таких песен, которая своим появлением обязана героизму и самопожертвованию человека, который превратился в своеобразный символ украинского народа. А вместе с тем попытаемся воспроизвести в памяти образ того, кто стал прототипом для создания народной песни – песни про Дмитрия Байду-Вишневецкого.
Был ли Дмитрий Вишневецкий тем самым Байдой?
Наверное, нет в современной Украине человека, по крайней мере взрослого, который не слышал бы о славном казаке Байде, воспетом в народной исторической песне. Таинственная фигура народного героя с более чем четырехсотлетним прошлым заставляет вновь и вновь возвращаться мыслями к тем временам, когда в украинских степях зарождалось казачество.
В Цареграді на риночку
Та п’є Байда мед-горілочку;
Ой п’є Байда та не день, не два,
Не одну нічку та й не годиночку.
Так уж сложилось, что слова этой исторической песни, родившейся в середине XVI века, использовались множество раз в творчестве, имевшем целью осветить жизнь казацкого народа Украины. Впечатление такое, что образ казака Байды – собирательный, он олицетворяет общие черты запорожского смельчака. Не раз он предстает перед нами на полотнах картин или страницах литературных произведений. Еще с детства мы помним слова казака Василия из экранизации гоголевской повести «Пропавшая грамота»:
Ой як стрілив – царя вцілив,
А царицю в потилицю,
його доньку в головоньку.
«Ото ж тобі, царю,
За Байдину кару!..»
Образ таинственного Байды ассоциируется у нас с буйным степным ветром, загорелыми воинами с чубами-оселедцами на головах, длинными усами, широкими шароварами и кривыми саблями, с Запорожской Сечью и походами на ненавистных татарских работорговцев и охотников на людей. Кем же был этот человек, и был ли он вообще?
Оказывается, легендарный Байда на самом деле существовал. И был он не простым запорожским казаком, а принадлежал к известнейшей украинской шляхте своего времени. И был им Дмитрий Иванович Вишневецкий, князь и потомок знаменитого гедемина. А чтобы не сомневаться в том, возможно ли совместить отраженные в песне события и давние исторические факты, рассмотрим более внимательно, какое отношение фольклорный образ казненного в царьграде казака Байды мог иметь к своему прообразу – князю Дмитрию Вишневецкому.
Ученые многократно исследовали образ казака Байды, пытаясь совместить эту загадочную личность с реальным человеком, проживавшим в то время. целый ряд историков пытались рассмотреть эту проблему историографически. Вопрос идентификации легендарного казака Байды рассматривали Н. Костомаров, В. Антонович, М. Драгоманов, М. Грушевский, В. голобуцкий, л. Винар, В. Сергийчук. Интересовались им и А. Скальковский, А. Стороженко. Именно Скальковский впервые предположил, что образ Байды – это поэтическое отражение князя Дмитрия Ивановича Вишневецкого. Однако в работах Скальковского отсутствуют более или менее убедительные аргументы в пользу выдвинутой им теории.
Зато развил эту теорию Н. Костомаров. Историк в работе «Славянская мифология» утверждал, что в «Песне о Байде» вырисовывается образ народного героя XVI века князя Дмитрия Вишневецкого. Кроме того, ученый впервые выяснил причину уважения казацкой черни к этому человеку. Согласно версии Костомарова, несмотря на свое аристократическое происхождение, Вишневецкий «не слишком слушал верховную власть и не очень-то ценил ее милость к себе, самовольно ходил воевать, самовольно шел на службу к московскому государю и самовольно оставил ее». Князь Дмитрий Вишневецкий, по мнению Костомарова, был в большей степени казаком, чем представителем польской шляхты, столь казакам ненавистной.
Работы Антоновича и Драгоманова на эту тему рассматривают великое количество вариантов песен о Байде. Эти песни, считают они, могли воспевать не одного человека, а нескольких. Ученые отмечали, что иногда в «Песне о Байде» герой носит имя Дмитрия, а в другом варианте его называют господином Корецким – шляхтичем Самуилом Корецким, жившим в начале XVI века. Судьба Корецкого была во многом схожа с судьбой Дмитрия Вишневецкого. господин Самуил, как и