Потомок Одина. Сири Петтерсен
оставила престижную работу наставницы воронов в Маннфалле, чтобы последовать за бабушкой Римера в Эльверуа по делам Совета. Ример знал, почему она это сделала. Ему было трудно смотреть на Рамойю и не думать об этом, хотя знать о причине её поступка ему не полагалось. Но груда вещей, о которых ему не полагалось знать, была выше колокольни Маннфаллы ещё до того, как ему минуло десять зим.
Ример сделал глоток. Во рту растеклось тепло.
– Каждый раз, когда я вижу тебя, я замечаю, как в тебе всё больше проступают её черты, – сказала она.
– Имлинги взрослеют, – ответил он, потому что не нашёл других слов. Ример не знал черт своей матери, он видел её только на шпалере дома, в зимнем саду Эйсвальдра. На шпалере была изображена женщина, протянувшая узкие ладони к шишкам на корявой сосне, которая до сих пор росла в саду, носившем её имя. Римеру было около шести, когда его родители погибли в снегах.
– Взрослеешь? Тебе восемнадцать, – рассмеялась Рамойя и закинула ногу на ногу. Золотистые капли, украшавшие низ её шароваров, зазвенели.
Внезапно лицо Рамойи снова стало серьёзным. Ример подготовился к тому, что, как он знал, должно было произойти.
– Что ты делаешь, Ример?
– О чём ты? – он тянул время, потому что хорошо знал, о чём она говорит.
– Говорят, ты подался в стражи. Будешь телохранителем?
Ример кивнул и стал искать, за что бы зацепиться взглядом. На скамейке у очага лежали две кроличьи тушки. Вероятно, для воронов – зачастую они питались лучше, чем имлинги. В закутке за сетью Ветле без устали ходил по кругу, как будто что-то искал, но не был уверен, что именно. Рамойя поймала взгляд Римера.
– Ты уже разговаривал с ней?
– Она до вечера будет в Равнхове.
Рамойя промолчала, и он продолжил:
– Поговорю с ней, когда она вернётся.
Она помотала головой:
– Ример Ан-Эльдерин, единственный внук Илюме, рождённый и выросший в Эйсвальдре, – и ты отказываешься от своего места в Совете?
– Я ни от чего не отказываюсь, – он знал, что это прозвучало неуверенно. Подобное решение можно было объяснить только отказом. Но правда ещё хуже.
– Значит, такой участи ты хочешь? – В голосе Рамойи прозвучало правомерное сомнение. Она положила руки на стол и подалась вперёд. Браслеты у неё на руках зазвенели.
– Я буду служить им, – услышал он собственный голос.
Рамойя откинулась на спинку стула.
– Да, нет никаких сомнений в том, что у телохранителей множество важных задач.
Это правда, но Ример не расслышал утешения в её голосе. Он попробовал на вкус собственную ложь. Она была совсем свежей. Рамойя считала его слабым сыном сильной семьи. Бабушка – предателем. Настоящие причины, по которым он избрал такой путь, были известны лишь Совету, и он никому не мог рассказать о них.
– Авгуры Маннфаллы уже протестуют, ты знаешь об этом? – спросила она.
– Очи Всевидящего всегда протестуют. Это пройдёт. В следующем