Магия психотерапии. Ирина Белоусова
по жизни без особых претензий. Может быть, так случилось потому, что мама раньше была безусловно красивой, и папа влюбился. Но красота женская быстро вянет без должного ухода и демонстрации. Не каждой женщине это ясно… Да и как об этом сказать?
Люди редко способны разговаривать ртом. Не потому, что немы, а потому, что близость – это страшно. Мы отчаянно боимся оказаться уязвимыми, открывшись тому, кто рядом. Папа начал выпивать, приходил домой хорошо навеселе, родители ругались. Потом папа пить перестал, и жизнь вроде налаживалась. Он получил новую должность, все складывалось хорошо.
О том, что у папы родился новый ребенок, маленький городок узнал раньше, чем мама. Естественно, ребенка мама не рожала. И этот факт ее подкосил.
– Это было похоже на кадры из фильма «Любовь и голуби». Мама плакала на железной кровати с пружинами – знаете, такие старые? С шариками на спинке. Мы с сестрой сидели рядом и тоже плакали. А она маленькая была, ей совсем ничего не понятно. Мне казалось, что наша жизнь закончилась, что все плохо, папа нас предал, это позор… Я боялась, что мама умрет. Это был август, такая духота стояла. Как сейчас помню – мухи на окне жужжали, в сенях тухли собранные помидоры, но никому не было до них дела…
Мама, будучи женщиной гордой и крепкой, собрала волю в кулак. Взяла детей и в одну неделю покинула дом.
– Так мы оказались в Петербурге. Мама устроилась на фабрику, нам дали общежитие. Сестра оказалась на мне, и быстро пришлось повзрослеть. У нас была очень крепкая женская семья, так мы любили друг друга. Мама работала, работала, работала – мне было ее очень жаль… Она поседела, похудела, начала курить. Ни с кем из мужчин не встречалась – ну или мы об этом не знали. И вообще, не принято было у нас говорить про мужчин, про отношения – больная тема. Я видела, как из здоровой женщины мама превращается в городскую тень в бордовом берете. И эти вечные ее сапоги без каблуков, и вечное синее пальто. Вы представляете, она носила одно и то же пальто двадцать лет!.. Да, мы очень стесненно жили: мама делала все, что могла, для нас с сестрой, потом и фабрику закрыли, работы не стало… Мама цеплялась за любую возможность подработать. Вы, наверное, знаете, как тяжело было в Питере в перестройку. Но ни мне, ни сестренке даже в голову не приходило чего-то просить для себя. Когда мне сшили платье на выпускной из про запас заготовленных занавесок, я воображала себя Скарлетт О’Хара. Но платье было красивое, просто чудесное. Мы все старались и поддерживали друг друга. Я сама поступила в институт, хотя это был настоящий подвиг. Тогда для меня это было важно – чтобы все соседи говорили, какая умница девочка у Ивановых, чтобы мама мною гордилась. Мама переживала, что надо будет договариваться, и не знала, кому нести коньяк, хотя так договориться о поступлении уже, наверное, не сработало бы. Она у меня скромная и так теряется, когда надо быть общительной, а в некоторых сферах и вовсе живет несовременными представлениями. Папа нам не помогал ничем. Он совсем исчез. Родители вообще сразу же после того случая развелись… С папой мы так и не общались – сразу после того, как нам