Крапивники. Илья Салов
Что вы говорите!.. Первый раз слышу.
– Это верно-с. Чахотка – другое легкое гниет, а при таком положении долго не наживешь. Сами знаете, какое житьишко-то было… нынче побои, завтра попреки… Однако вот что-с, – добавил он скороговоркой: – времени-то терять нечего, давайте-ка ехать… До лясу-то мы на ваших лошадях поедем, а там пехтурой пойдем.
– Ну что же, поедемте.
– Часам к двенадцати мы подойдем к пчельнику Ивана Парфеныча, закусим там, отдохнем, а когда жар схлынет, опять на озера зальемся.
– А Иван-то Парфеныч все еще жив?
– Что ему, дураку, делается!
И, отворив дверь в сени, он принялся кричать:
– Валетка! фить, иси… Валетка, сюда, скорей!..
В комнату с визгом влетела собака, прыгнула на грудь фельдшера, прыгнула на грудь ко мне, сделала круга два по комнате, страшно топая ногами, и потом вдруг, брякнувшись среди комнаты на бок, принялась хлопать хвостом.
– У, пес, у, подлец, – говорил фельдшер, лаская собаку. – Ах, умница! Ах, красавица!.. Ну, ну, целуй, целуй…– И, подставив лицо, дал собаке лизнуть себя в щеку. – Ох ты, моя вежливая!.. Однако пора, пора!..
Мы сели на дроги, посадили с собой Валетку и поехали.
В конце улицы – почти уже «а выезде – мальчишки опять кричали: «Крапивник! крапивник!»
Мы взглянули вперед и опять увидали Ванятку. Подобрав одной ручонкой свою кацавейку, а в другой бережно держа пузырек с лекарством, он что было мочи улепетывал по улице, преследуемый несколькими крестьянскими мальчишками. Он был бледен как полотно; испуганные глаза бегали во все стороны; он, видимо, задыхался и потому, как только добежал до небольшого домика, крытого железом, и как только взобрался на крылечко этого домика, так в ту же секунду бросился на ступеньку и, схватив себя рукой за грудь, принялся ускоренно дышать. Завидев нас, мальчишки рассеялись, и все успокоилось. Но спокойствие это продолжалось недолго. Не успели мы поровняться с домиком, крытым железом, на крылечко вышел мужчина в парусинном грязнем костюме и, подойдя к сидевшему на ступеньке Ванятке, принялся теребить его за ухо.
– За что вы его теребите, Ананий Иваныч! – крикнул фельдшер, увидав эту сцену, и, засуетившись на дрогах, приказал кучеру, остановить лошадей. – За что вы его теребите!..
– Как же не теребить-то! – проговорил Ананий Иваныч, подходя к дрожкам и вежливо раскланиваясь с нами. – Мать умирает, а он с лекарством посиживает себе на крылечке и ухом не ведет!.. Этакое бесчувственное животное! уж именно что крапивник. Ну что, на охоту, кажется? – добавил он, переменив тон.
– Да, на охоту, – ответил фельдшер,
– Далеко?
– На графские болота.
– Прелестные места! Ах, и я бы поехал с вами, да невозможно; так и жду, что вот-вот богу душу отдаст. Вчера я был уверен, что ночь не переживет она… признаться, даже свечей в церкви купил, воды для омовения подготовил, чтобы ночью, значит, не бегать!.. Ну нет, продышала…
И Ананий Иваныч вздохнул, но, услыхав всхлипывание Ванятки, обернулся и крикнул сердито:
– Ты что же тут хнычешь, крапивник подлый!