Чемодан. Вокзал. Обойма. Кирилл Казанцев
рабочего на другого. Никто не выдерживал его взгляда, все опускали головы.
– Может, кто-то хочет вызвать милицию? – спросил он.
Ответа не последовало.
– Тогда запомните все – Ораз был, но потом просто исчез. Ушел куда-то и не вернулся. И то, если только вас будут об этом спрашивать. Долго еще таращиться будете? Теперь все. Никто не будет никому отдавать свои деньги. Что заработали – все ваше.
– А с ним что делать? – наконец-то прорезался голос у молодого землекопа в выцветшей тюбетейке.
– Мало вы всякого строительного мусора на площадке в землю закопали? Ему самое место вон там, – и Андрей указал на глубокую яму, в которой только вчера установили фундаментные блоки.
Фонари на стройке погасили. Работали молча, но быстро и слаженно. Даже «шестерки» погибшего примкнули к общему делу. Никому из рабочих не хотелось, чтобы тут появилась милиция и началось разбирательство. Ведь тогда прощай работа в Москве и надежда хоть немного заработать. Мертвое тело закрутили в простыни и опустили на дно котлована. Загудела бетономешалка, и вскоре раствор уже лился на мертвого Ширинбекова. Поверх бетона набросали земли, и вскоре уже ничто не свидетельствовало о разыгравшейся на стройке трагедии.
– Все, на сегодня хватит, – приказным тоном произнес Андрей. – Завтра встанете на рассвете и закончите начатую работу.
Гудели на ветру натянутые тросы подъемного крана. Посвистывал ночной ветер в хитросплетениях металлических конструкций. Щелкала и звенела жесть временной крыши. Неподалеку переливалась огнями проезжавших машин московская Кольцевая дорога.
Ларин чувствовал себя уставшим и опустошенным. Он совсем не хотел убивать Ширинбекова. В конце концов, у него и не было морального права вторгаться в устоявшуюся жизнь этих людей, менять порядки. Он, как и подавляющее большинство жителей столицы, предпочел бы не замечать того, что творится в среде гастарбайтеров. Но сейчас Андрей не принадлежал себе. О личных желаниях и предпочтениях следовало на время забыть. Ведь он являлся бригадиром. Чем больше узнаешь о внутренней жизни закрытого сообщества, тем потом будет легче.
Андрей хлопнул дверью вагончика-бытовки и лег на старый продавленный диван, даже не снимая обувь. Он слышал, как по соседству с ним за перегородкой устраиваются на ночлег его азиаты. Шуршали, разрываясь, пакеты с макаронами быстрого приготовления, булькал электрочайник. Люди шептались. Кто-то даже негромко напевал что-то свое – протяжное. Уставшие за день люди вели себя так, словно ничего экстраординарного и не случилось. Они смирились с тем, что здесь, в Москве, один из них может запросто исчезнуть. Каким бы негодяем ни был Ораз Ширинбеков, но у себя на родине они похоронили бы его как человека. Голоса сделались тише, словно отдалялись. Сон наконец сморил Андрея.
Проснулся он внезапно – от криков и звука ударов. Вагончик-бытовка буквально содрогался, как небольшое суденышко, попавшее в шторм. Ларин даже не успел толком понять – явь это или продолжение сна, как хлипкая фанерная дверь,