Великий маг Каладиус. Хроники Паэтты. Книга IV. Александр Николаевич Федоров
решено, что парень уже достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки. Хозяин курицы под общий ободрительный ропот объявил, что вора нужно судить по закону.
Законом так далеко от ближайшего города был, естественно, местный феодал. И это вполне устраивало всех – ведь попади Олни в настоящий суд, то, вероятнее всего, его отправили бы на пару лет дробить щебень в Анурских горах. А так, глядишь, пара десятков ударов розгами навсегда выбьют из него эту дурь. Так что ревущего воришку в сопровождении ревущей же Дарфы повели в имение, находившееся в трёх милях от деревни.
***
Имение местного сеньора не поражало воображение ни размерами, ни роскошью. В здешних местах не было особо зажиточных колонов, которые могли бы арендовать большие участки земли и тем самым обеспечивать феодалу стабильную ренту, да и земля была не из самых плодородных, так что тяжкий труд крепостных приносил довольно жалкие плоды. По местным меркам сеньор Шейнвил был вполне себе крупным феодалом, но, конечно, если не сравнивать его с помещиками, обитающими поближе к Шинтану.
Тем не менее, замашки у сеньора Шейнвила были поистине аристократические. Мы уже упоминали ту вольность, с какой он позволял себе использовать своих крепостных девушек в качестве наложниц. Жена его уже несколько лет лежала, не вставая – у неё было расслабление ног, так что передвигаться без посторонней помощи она не могла. А потому сеньор Шейнвил чувствовал себя в полном праве, поскольку мужчина он был ещё не старый – ему не исполнилось и сорока пяти, и он, как он сам выражался, «не был лишён определённых потребностей». Надо отметить, что он нисколько не стеснялся своих похождений, что лишний раз подтверждало, что ничего плохого он в этом не видел.
Но кроме этого сеньор Шейнвил весьма тяготился своим ярмом провинциального помещика. Одно время он стал устраивать регулярные выезды в Токкей, но вскоре заметил, что вызывает там скорее насмешки со стороны высшего общества, и решил, что сумеет придать аристократический лоск своей жизни и здесь, в своём имении. Представления об аристократизме у него, впрочем, были самые простецкие, поэтому, случись в его имении гость с более тонким столичным вкусом, он бы пришёл в ужас, или же подавился бы смехом от той аляповатости, которая, впрочем, в известной степени выглядела даже трогательно. Понятное дело, что для окрестных колонов и крепостных, не обладающих врождённой изысканностью, усадьба барина выглядела просто шикарно, хотя за всей этой дешёвой помпезностью и проглядывала некоторая скудость в достатке.
Именно в силу своих барских привычек сеньор Шейнвил находил особое удовольствие в той пародии на суд, которую он устраивал для местных селян. В такие минуты он чувствовал свою исключительную, ничем не разбавленную значимость для всех этих людей, собравшихся здесь, и это окрыляло мелкопоместного дворянчика, пробуждало в нём вкус к жизни.
Обычно в подобные дни на высокое крыльцо усадьбы выносили большое кресло, задрапированное помпезными покрывалами, а