Судьба. Исключение виртуальности. Геннадий Яковлевич Шапиро
Юрьев и предложил проехаться в центр, реализовав таким образом заслуженное право на отдых. Предложение было неожиданное, но Вадим обрадовался. Его тянуло к этому умному и харизматичному, несмотря на возраст, приятелю. Он был остроумен, много знал, но умел не только говорить, но и слушать. Жили они с мамой одни, а мама Юрьева работала продавщицей в районной «стекляшке». С ним было интересно, но получалось всегда так, что они встречались не когда хотел Вадим, а когда было нужно Юрьеву. День получился яркий: они были в кино, пили квас («ваша лошадь больна диабетом»), а когда уже возвращались домой, Юрьев вдруг спросил: «Слушай, а что там в Израиле произошло? Как ты думаешь?». И Вадима как прорвало – он рассказал все, что действительно об этом думает, говорил долго и страстно, пока не почувствовал некоторое облегчение, выговорившись умному и внимательному собеседнику. Остаток лета пролетел незаметно. С Юрьевым они больше не виделись. Однажды зайдя в стекляшку, он узнал, что тот в лагере (пионерском), при этом мама Юрьева, обычно улыбчивая и приветливая, посмотрела на него как-то странно, с сожалением что ли. Хотя, возможно, ему это показалось.
Ад начался со странной и в общем мало понятной фразы. 1-го сентября один из одноклассников подошел к Вадиму и сказал: «У тебя на родине война идет, а ты здесь ошиваешься. Умный? Хуй на всех забил?». Еще раньше, чем до конца осознал смысл сказанного, Вадим просто дал ему по морде. Физически он был сильнее многих своих сверстников, а потому подоспевшие приятели говорившего в драку лезть побоялись и дальше устрашающих и довольно нелепых жестов дело не пошло. На уроке он думал только о произошедшем: фраза была явно чужая, спроси у говорившего где Израиль и он будет искать его на Северном полюсе, а вот подишь ты «У тебя на родине…». И почему он думает, что Израиль – его, Вадима, родина. Для самого Вадима это было неожиданностью: чувство обиды и несправедливости во всем, что касалось Израиля, было вызвано переживаниями за свою родину, где он родился и жил и которая позволила себе опуститься до такого «позорного поведения». На следующей перемене к Вадиму подошел Зык. Фамилия, как хук с левой, соответствовала образу – в недавно открывшейся во дворце спорта секции бокса, Зык считался перспективным и уж во всяком случае, лучшим. Радушно улыбнувшись, он протянул Вадиму руку и Вадим пожал ее, слегка удивленный, но все же обрадованный. И тут же получил тот самый хук слева, потом еще, потом удар в лицо. От неожиданности Вадима как парализовало – он стоял, получая удары и не мог ничего поделать в ответ. А когда все кончилось, так и остался стоять с разбитыми губами и опухшей щекой и вдруг заплакал… На следующий день к нему подошел какой-то парень намного старше его (Вадим видел его впервые). Глядя куда-то за спину Вадима, он спросил: «Этот?» и, видимо получив утвердительный ответ, ударил в лицо. А после уроков уже знакомый Вадиму парень и еще несколько таких же оттащили его за угол и стали бить. Били тупо, с оттяжкой. Видно было, что это доставляет им удовольствие. Когда же лицо