Квартирная выставка. Александр Волков
с мнимыми величинами. И не от гордости, не от того, что мы, мол, «выше этого», а просто от того, что душу не задевает. Как, скажем, кого-то не трогает опера или балет – «дрыгоножество».
Один только разговор вспомнился, примерно пяти-шестилетней давности. И не его собственный с кем-то, а жены с Нелькой по телефону, где Нелька словно бы извинялась за то, что не приедет к Зыбиным после ресторана, куда ее пригласил сокурсник, председатель институтского интерклуба, который в то время, когда Нелька стояла в телефонной будке, все перебегал с одной стороны улицы на другую и ловил такси. Зыбин еще тогда подумал, как все быстро получается у некоторых людей: только, что, кажется, Нелька была у них, примеряла одно из Лилиных платьев и как бы между делом спрашивала, как себя вести, а его жена отвечала, что «в этих делах заранее никогда не знаешь, что бывает иногда совсем какое-то маленькое обстоятельство, мелочь: телефон зазвонит в самый тонкий момент или такси он долго ловит, а у тебя уже пропадает настрой, или вдруг все просто так проходит, ни с того ни с сего, хотя вроде все к этому шло, в общем, по-разному…»
– А мне кажется, – сказала тогда Нелька, – что здесь знаешь уже все с самого начала, просто смотришь на человека – и уже видишь, может ты с ним быть или нет, а, Веня?
– Я? – Зыбин поднял голову от книги – они сидели тогда в большой комнате, Нелька уже оделась и красила ногти, а он просто взял наугад с полки какую-то книгу, кажется, сборник Теннесси Уильямса, и слепо шарил глазами по строчкам, делая вид, что он вполне естественно относится к тому, что его жена говорит при нем такие вещи.
– Да, – сказала Нелька, – надо ведь и у мужчины спросить, что он думает по этому поводу?
– Я думаю, – сказал он, – что человек, конечно, об этом знает, но это знание скрыто так глубоко, что он ни о чем не догадывается до тех пор, пока это предчувствие не становится фактом…
– Понимаешь, – сказала жена, стуча горлышком бутылки о край стакана, – фак… том!
И тогда он резко захлопнул книгу, бросил ее на стол и вышел на кухню, но оттуда все равно слышал, как жена говорила, что есть случаи, когда с кем-то нужно лечь просто для дела, и вот тут все ясно с самого начала, без всяких там предчувствий, и что когда она уезжала на сезон в Сыктывкар… Этот город в воображении Зыбина имел какие-то геометрические очертания, что-то вроде октаэдра неправильной формы, типа плана Петропавловской крепости на старых петровских картах, и потому вся та история – жена тогда уже, не стесняясь, стала рассказывать подобные вещи при нем – представлялась какой-то холодной, механической, двухмерной, как теорема о вхождении, скажем, треугольника в параллепипед.
– Так вот там, – продолжался волнистый низкий голос жены, – я бы никогда не сыграла донну Анну, и потому еще до начала распределения, когда я уже предчувствовала…
– Да-да, – перебивала Нелька, – я понимаю, но сейчас я боюсь…
– Чего ты боишься? – спросил Зыбин, возвращаясь в комнату.
– Всего, –