Варианты. Анна Данильченко
насильника. А потом пошел спать. Мне было обидно и грустно от такого отношения. Все же я девушка, которая нуждается в сочувствии и понимании. А еще мне было безумно стыдно и больно от осознания того, что я совершила.
Но, явившись в понедельник в отделение для дачи подробных показаний, я опять встретилась взглядом с этими голубыми глазами, и опять пропала.
Продолжалось это чуть больше месяца. Я надумывала разводиться, все дальше отстраняясь от мужа, такого бесчувственного и грубого на фоне нежного горячего Леши. С Игорем мы начали постоянно ссориться, я цеплялась к нему по пустякам, устраивала глупые истерики – так выражалась моя беспомощность, незнание, как же все-таки поступить. А с Лешей мы встречались вечерами, когда муж был на ночной смене, бродили по пустынным осенним пляжам, согреваясь портвейном. Уходили далеко за город и часами сидели, любуясь звездами, на берегу широкой, ленивой реки. Ночевали у меня, и он уходил с рассветом. Я боялась и в то же время ждала, когда любознательные соседи проявят бдительность и сообщат о ночных визитах Игорю. Но время шло, и все было тихо и спокойно – как будто Бог прикрывал нас от всех напастей.
А потом мы встретились. Мы с Игорем шли по рынку, выбирая продукты на будущую неделю. А навстречу шли они – веселая смеющаяся парочка. Его жене на вид было лет двадцать, не больше. На ее правой руке висел годовалый карапуз, толстенький, голубоглазенький. Под левую руку ее держал Леша, стройный и подтянутый. Он нес большую сумку и выглядел невероятно счастливым.
Черная ревность затмила мне душу, обида за то, что он ничего мне не сказал про свою семью. А ведь я была так откровенна с этим человеком, подкупавшим своей искренностью и честностью. Ради него я готова была разрушить свою семью. Но не его.
Мы виделись еще много раз, город у нас все же очень маленький, и всегда дружелюбно здоровались. Пару раз даже поговорили о погоде и о политике, в ожидании автобуса. А в остальном – все прошло бесследно и необратимо. Игорь так и не узнал, насколько близок он был к разводу, и о моем мимолетном увлечении.
Вот только Машка, которая родилась с васильковыми лучистыми глазами, иногда напоминала мне об этом приключении молодости.
Так что, Вера Павловна, вспомните, что срок давности на такие преступления не распространяется, и успокойтесь. Как говорит одна моя коллега, ухаристая баба за шестьдесят: «Надо делиться, а причиндал даже за десять лет ни на сантиметр не стирается».
***
Алена Петровна подкрашивала губы, когда я зашла в кабинет.
– Вера Павловна, у меня к вам серьезный разговор, – дряблый подбородок вызывающе вздернут. Слишком бледная кожа просвечивает, морщинки на лбу и в уголке глаз видно отчетливей. Волнуется. Но голос – железобетонный.
– Да? – я вопросительно подняла брови, присаживаясь на стул у большого стеклянного стола. Как многие маленькие люди, моя начальница предпочитала окружать себя большими вещами. Вот и этот стол, огромный до неприличия, был лишним в этом угрюмом кабинете