В глубь истории: историческая концепция К. Маркса. Чэнь Сяньда
– это родовая сущность, с другой – обусловливал ее взаимосвязью субъектов. Еще в докторской диссертации он не соглашался со взглядом Эпикура на свободу как на внутреннюю характеристику субъекта (символизирующего самосознание атома), указывая на то, что «абстрактная единичность есть свобода от наличного бытия, а не свобода в этом бытии» (1970. Т. 40. С. 185). В первом рассуждении в защиту Рейнского окружного комитета Маркс критикует немецких демократов, осуждая их за то, что «перенося свободу с твердой почвы действительности в звездное небо воображения, они тем самым воздают ей честь», и, напротив, «видят профанацию в каждом соприкосновении их идеала с будничной действительностью» (1955. Т. 1. С. 73). Согласно его идее, это и есть одна из причин того, что свобода в Германии всегда остается лишь иллюзорной и опечаливающей надеждой. К началу 1844 г. Маркс стал еще отчетливей замечать, что она – совсем не то, чем является чистое естественное состояние для животного. Некоторые немецкие либералы стремились к достижению естественного состояния, ища ее историю в первобытных лесах. Маркс иронизировал по этому поводу: «Но чем же отличалась бы история нашей свободы от истории свободы дикого кабана, если бы ее можно было отыскивать только в лесах?» (1955. Т. 1. С. 416).
Несмотря на утверждение Маркса о том, что свобода есть сущность человека, реальность противостояла ему, и он видел, что в самодержавной Пруссии лишь немногие наслаждаются ей. Согласно его взглядам, в действительности она присуща человеку, и нет никого, кто противился бы ей, а если и есть, то они выступают за неволю других людей. К примеру, ограничивая печать, ее противники осуществляют собственную свободу. Проблема заключается в том, что они рассматривают ее только как атрибут отдельных лиц и классов, используют ее в частном значении и противостоят ей в универсальном смысле. Их так называемая свобода в действительности является классовой привилегией. Аргументации Маркса основываются на человеческой сущности, однако он смотрит на классовый антагонизм через призму свободы и привилегий, ее частного и всеобщего вариантов.
Противостоя низведению печати до уровня промысловой и способствуя избавлению литературной деятельности от кабалы и корыстных побуждений, Маркс поднимает вопрос об отношении рода и вида свободы. Под первым он понимает всеобщую свободу, свободную человеческую сущность, а под вторым – различные ее частные виды, например, промысловую, собственности, вероисповедания, печати, суда и другие – «все это различные виды одного и того же рода, то есть свободы вообще, без собственного имени» (1955. Т. 1. С. 75). С одной стороны, если среди многообразия форм взаимно ограничивающих видов один из них ставится под вопрос, то в этом положении оказывается и все родовое понятие в целом. Поэтому особая форма свободы не является исключительным вопросом, «это – общий вопрос в пределах особой сферы» (1955. Т. 1. С. 83). С другой стороны, в разнообразии форм между видами имеются различия. Каждая из конкретных сфер является свободой определенного