Итак, моя радость…. Джеймс Хедли Чейз
тут вспомнил, что у меня в городе живет приятель, – пояснил он. – Вы сдайте мой обратный билет, а деньги оставьте себе. Вы честно их заслужили.
И прежде чем экскурсовод хотя бы успел сказать спасибо, Миш исчез в людском водовороте.
Джек Перри приехал на собственном «олдсмобиле», шикарной модели «катласс» с откидным верхом, теперь уже несколько потрепанной, но все равно очень красивой. Он знал, что в полиции Вашингтона в картотеке отпечатков имеется один его «пальчик», всего один, указательный правой руки, и то была единственная ошибка, которую он допустил за долгую криминальную карьеру, – и эту тайну он хранил глубоко в себе, словно раковую опухоль. По крайней мере, его фотографий у полиции не было, и он подъехал к полицейскому посту, уверенный, что два бугая, проверявшие машины, понятия не имеют, что повстречали профессионального киллера.
Последние двадцать семь лет Перри зарабатывал на жизнь своей «пушкой». Он был метким стрелком, совершенно, абсолютно аморальным, и человеческая жизнь значила для него не больше плевка на тротуаре. Однако он был транжира, и денег ему вечно не хватало: главную роль в его жизни играли женщины… а где женщины, там и расходы.
Ему было сейчас около шестидесяти двух, невысокий, крепко сбитый мужчина с коротко стриженными белыми волосами, с круглым, одутловатым лицом, широко расставленными глазами под кустистыми седыми бровями, тонким ртом и крючковатым носом. Одевался он старомодно. Сейчас на нем были серый летний костюм, кроваво-красный галстук и панама кремового оттенка. Он постоянно улыбался, хотя улыбка больше походила на гримасу, и, если бы у него были друзья, они обязательно прозвали бы его «Смайликом», только вот у него не было друзей. Это был одинокий безжалостный убийца, лишенный души, не испытывавший чувств ни к кому, даже к себе.
Он остановился за машиной, притормозившей впереди, дожидаясь, пока двое полицейских проверят документы ее пассажиров. Потом, когда они жестами велели двигаться дальше, Перри плавно подкатил к дожидавшимся его служивым.
Посмотрел на них со своей приклеенной улыбочкой.
– Привет, ребята, – произнес он, помахав пухлой рукой. – Я что-нибудь нарушил?
Патрульный Фред О’Тул простоял на посту уже четыре часа. Это был крупный ирландец с черными волосами и настороженным, холодным взглядом. Фреду осточертели все эти люди, которые проползали мимо его пропускного пункта на своих шикарных тачках, со своими тупыми шуточками, заискивающими улыбками, самодовольством и высокомерием. Все они спешили хорошо провести время: азартные игры, самая лучшая еда, лучшие отели, лучшие шлюхи, – а он торчал тут под жарким вечерним солнцем, чувствуя, как горят ноги, и махал, чтобы они проезжали, зная, что как только они отъедут подальше, то непременно отпустят какое-нибудь презрительное замечание в адрес «проклятого ирландца».
Этот жирный старикан с широкой улыбкой не понравился О’Тулу с первого взгляда. У него не было никаких причин для неприязни, однако при