Нить Ариадны. Фред Томас Саберхаген
уверен, что каждое его слово звучит крайне глупо.
Глаза царевны были не только прекрасными, но и огромными. В них мог утонуть любой мужчина – нырнуть и не выбраться обратно. Под взглядом этих глаз Алекс дважды начинал рассказ, сбивался и наконец начал в третий раз. И снова запнулся. Ей даже пришлось мягко подтолкнуть его.
– Значит, в ночь, когда отец погиб, ты находился там, в центральном зале. Так?
– Я был там, госпожа. Когда вы вбежали, я стоял у входной двери.
– Я только помню, что там были стражники – и все. Неважно, продолжай.
И Алекс, замирая от благоговения, наконец пересказал все, что случилось той ночью. Конечно, он далеко не все мог объяснить, но по крайней мере изложил виденное собственными глазами.
Рассказ занял пару минут. Когда Алекс умолк, глаза юной царевны наполнились слезами.
– Прекрасная госпожа, – добавил солдат, – прости, что мне пришлось коснуться твоей раны…
– Эта рана болит всегда.
Она вытерла слезы, и через минуту глаза ее стали сухими, словно она и не плакала.
– Благодарю тебя от всего сердца, – молвила девушка, – что рассказал мне правду, когда никто другой не осмелился. Можешь встать. Да, я действительно помню, что видела тебя в ту ночь. Ты получишь вознаграждение.
– Лучшая награда – моя служба тебе, царевна!
– Я знаю, что всегда могу рассчитывать на твою помощь. Но ты должен получить что-нибудь более приятное. И прямо сейчас.
Она встала и сняла с шеи небольшой медальон на золотой цепочке. Это был тонкий золотой диск, диаметром в два-три дюйма, плоской стороной он был соединен с таким же серебряным диском. На обеих сторонах, золотой и серебряной, была чеканка – солнце, окруженное затейливым переплетением виноградных лоз и листьев.
– Подойди, – приказала девушка.
Когда взволнованный Алекс встал поближе, она собственными руками надела медальон ему на шею. Ее пальчики коснулись кожи юноши.
– Вероятно, для тебя будет безопасней носить его под одеждой, чтобы никто не заметил.
Царевна явно не представляла себе казарменный образ жизни солдата, но Алекс не стал возражать или пускаться в объяснения.
– Да, госпожа.
Откуда-то издалека, с дворцовой площади, донесся резкий голос – один из офицеров распекал стражников за какие-то провинности. Голос был знакомый, но сейчас к Алексу он не имел никакого отношения.
Царевна заставила юношу заново повторить рассказ о событиях той страшной ночи. На этот раз она интересовалась деталями, а именно именами солдат и слуг, которые были свидетелями убийства ее отца. Но ни слова не сказали дочери.
– Ты же знаешь их по именам, правда?
– Конечно, госпожа, я могу их назвать, если ты прикажешь, но…
Алекс медленно покачал головой.
– Разве они не захотят рассказать мне правду, как это сделал ты?
– Едва ли, моя царевна. Не скажу за слуг, но генерал так пригрозил солдатам, что все сильно перепугались.
Неожиданно Ариадна