Новая раса. Фантастический роман. Екатерина Минибаева
От нулевой линии, наверное, не осталось уже никого…
– А вражда между вами откуда?
– Да это не вражда вовсе, так, недопонимание. Мне больше 160 лет. Модели с 1001 по 50000-ную создавали специально для приведения планеты в нормальный вид после войны. Официально то война закончилась, люди вроде всё осознали. Да и невозможно не осознать, когда численность вида сократилась раз в десять. Но всё равно находились отдельные индивидуумы, которые пытались кому-то что-то доказать. Они не воевали в открытую, так, пакостили ещё несколько десятилетий, сидя в норе. И люди продолжали гибнуть. Плюс многое сотворённое ими было разрушено, а у оставшихся в большинстве своём просто руки опускались что-либо восстанавливать. Человечество бы не вымерло, конечно. Но такими темпами бы одичало. Множество научных разработок пропало за время войны. Развивалась лишь микробиология с вирусологией. К концу войны даже к законам Лайноса интерес поутих. Забыли, из-за чего собственно воюют. А тут Макланус со своим изобретением. Люди, почувствовав защиту и поддержку, воспрянули духом. Всё больше становилось тех, кто верил, что их вид не обречён. Был создан ряд законов, восстанавливалась наука, разгребались завалы, обезвреживались террористы, и всё это с нашей помощью. И нашим ребятам, кто застал это время, около пятидесяти лет, досталось прилично. Универсал не такой уж и неуязвимый, как это кажется на первый взгляд. Иногда, спасая людей, они не успевали вовремя зарядиться. При своевременном обнаружении просто заряжали, при сбоях переустанавливали программу, а при несвоевременном… ты знаешь. Впрочем, каркас использовали заново, если оставался. Взрывы, пожары, опасные химические соединения – всё это убивает нас. Не так быстро как людей, но всё же убивает. Длительный контакт с водой, особенно с холодной, разряжает и убивает кристаллы мозга.
И самое главное – мы видели людскую боль, страдания. Когда смотришь на мать, которой из-под завала достаёшь мёртвого сына, на детей, которым ещё жить и жить, на всю разруху вокруг, на стариков, проживших вместе больше семидесяти лет и при этом похоронивших всех детей и внуков… После этого на жизнь невозможно уже смотреть только с позиции: рационально и нерационально. Невозможно просто действовать по инструкциям.
Восьмисотый был создан позже, он не видел событий Ликвидации, а я видел и лично переживал. И Рыжуля видела. Пытаясь помочь людям, начинаешь устанавливать себе всякие программы, позволяющие лучше чувствовать, понимать людей, сопереживать им. Многие потом переформатировались, это не полное обнуление, лишь удаление части программ и ощущений, а мне дорога эта память.
После того, как война действительно закончилась, оставались ещё эпидемии, вспыхнувшие в тёплых, густонаселённых районах, куда сбежали люди с заражённых и холодных территорий. Были собраны все медицинские знания от древнейших времён, способы диагностики, лечения и скомпонованы в одну программу. Запустили линию машин с программой «доктор». Восьмисотый – один из них. И вроде как он тоже видел страдания, но масштаб другой. К тому же доктора наши