Распродажа. Санан Исмаилов
не существует. Или почти не существует. Вы же прекрасно это знаете. Это всего лишь оболочка сто сорокалетнего старика с мизерным внутренним запасом. Я полностью иссяк. И уже давно, – донесся голос, словно из трубы.
– Вот именно, – ответил доктор. – У вас по-прежнему есть внутренний потенциал. Если бы его не было, вы не дошли бы до моего кабинета и не смогли даже говорить со мной. Мы не даем гаснуть вашей внутренней энергии, даже если она мизерна. Мы её поддерживаем и должны дальше поддерживать.
– Да разве это я с вами говорю? – это был тот же самый голос, как из трубы. Но, кажется, первый раз за весь вечер голос старика звучал жалостливо. Показалось, что совершенно безжизненное лицо старика выразило печаль. – Я не узнаю свой голос. Мои мысли выражаются другим человеком, не мною.
– Да, я вас понимаю. У вас и голосовые связки перестали нормально функционировать. В ваше тело встроен прибор, который озвучивает то, что вы хотите сказать. Хотя думаю, что этот прибор порой переусердствует, озвучивая ваши мысли, которыми вы и не собирались с кем бы то ни было делиться, – иронично заключил доктор.
– Доктор, я хочу умереть. Я почти что мертв. Существую лишь за счет разного рода приборов и искусственных органов, встроенных в мое тело. Двигаюсь с трудом, да и думать толком ни о чем не могу. Воспоминания, они такие непоследовательные, бессвязные. Перед тем как меня навестят родственники, в мой мозг подают какие-то сигналы, чтобы я мог узнать их. Говорят, что эти сигналы увеличивают возможности моего мозга. Почти мертвого мозга. Да и перед приходом сюда, к вам, было то же самое – чтобы я смог передать вам свои жалобы, в мой мозг были переданы сигналы. Эти сигналы подобны допингам, которыми пользовались атлеты много лет назад для улучшения физических показателей. Так вот, когда же я узнаю своих родственников, я не могу радоваться им. У меня отсутствует реакция. Не могу проявлять своих эмоций. А когда-то я считал, что могу пожертвовать собой ради близкого человека. Чем же я могу пожертвовать сейчас? Ничем. Потому что во мне нет ничего. Маленькие дети, мои праправнуки, не знаю, возможно, даже и их дети, подходят ко мне и трогают. Наверное, хотят понять, живой я или мертвый. Единственные люди, которых я помню без каких-либо сигналов – это мои покойные родители и покойная супруга.
– Вы помните своих родителей? Без воздействия на ваш мозг сигналов? Вот видите, значит, в вас еще живет ваша же частичка, – игриво заметил доктор.
– Да разве родителей забудешь? С них-то я и начал свое путешествие в этот мир. Иногда мне хочется тосковать по ним. Но меня вдруг словно кто-то останавливает.
– Это мы. Вернее, наши машины, которые следят за вами. Вам нельзя тосковать. Вам противопоказано сильное волнение. Его, вообще-то, у вас не должно быть. Но если оно и возникает, мы сразу же его пресекаем, – не без гордости заметил доктор.
– Доктор, я имею право умереть! – повторил старик.
– Вы правы. Вы имеете право умереть. Но в мои обязанности входит не дать вам