Плебс. Авторский сборник контркультурной прозы. Виктор Мельников
и меня. Часть клиентов ушли, отказались от моих услуг. Понимаешь?
– Я понимаю… – резко жму кнопку, прерываю разговор, злюсь… Сам же советовал мне исчезнуть…
Доля вины моей есть. Я не могу спорить с самим собой. Это так. И мне хочется кричать. И я ору! Долго! Куда-то ввысь. Своим криком пугаю всех своих новых знакомых и трёх голубей, взмывающих в небо. Затем хватаю железный прут, кидаю вниз.
– Что случилось? – Женя напуган моим поведением. Девушки тоже. Они быстро одеваются.
– Ничего.
«УБЕЖДАЙСЯ»
Геша потирает бородавку, и вдруг попадает в самую точку, когда говорит:
– Учись у стен. Молчать. Их разрушают, превращая в песок, а они не роняют ни звука.
Андрею отправляю sms, чтобы, если позвонит Ромка, не говорил, где он отдыхает. Тому не нужно это знать.
Побродив наверху, мы начинаем спускаться вниз. Но уже по другому маршруту. Проходим через помещение, стены которого полностью оббиты металлическими листами. Минуем вентиляционные отделения. Оставляем в стороне внешнюю стенку гермозоны, затем спускаемся через технические помещения, где приходится опять проходить практически на ощупь, открывая и закрывая толстые гермодвери, мешающие проходу. Геша то и дело закрывает металлическими листами, так сказать, повороты не туда.
На обратном пути идём молча, поднимаемся либо вверх, то опускаемся вниз. Я в самом конце, как и прежде. Вокруг тихо, темно и пыльно. Мы вместе (и вдруг я чувствую, что это не так, я как будто один в этом обширном, запутанном, как лабиринт, сооружении) – в то же время каждый сам за себя. У каждого свои эмоции и чувства. В одном мы сходимся – радости мало, созерцая молчаливые стены, которых скоро не станет.
Выходим из огромного прохода, который, как поясняет Геша, когда-то закрывали ворота, но их самыми первыми спилили на металлолом.
Таксисту звоню, прошу нас забрать.
Он приезжает довольно быстро. На автозаправке меняю доллары на гривны.
В Поповке покупаю обещанную Геше бутылку водки. Расплачиваюсь. Он уходит, пожав мне крепко руку.
Идём в кафе, заказываем местную азовскую уху, которая оказывается безумно вкусной. Видимо, мы проголодались очень. Что не удивительно.
Ужин оплачивает Женя.
Возвращаемся домой. Я успокаиваю себя. Всё, что со мной происходит в последние годы, можно описывать и публиковать детективные повести. Но я не Гарднер и Перри Мейсен у меня из-под пера не выйдет. Поэтому публикую газету. И, можно не сомневаться, она у меня хорошо получается, раз нахожусь на Казантипе.
В сон я проваливаюсь мгновенно, как в какую-то пропасть.
22
Просыпаюсь довольно поздно. Тело разбито, мышцы ломят, то ли от вчерашних физических перегрузок, то ли телефонный разговор с другом, Ромкой, вывел меня из себя, и я растерян, потому что не могу понять, где я не прав. Или всё это вместе навалилось на меня. Я встаю с постели, подхожу к зеркалу, и неизбывная грусть наполняет пространство. Создаётся впечатление, что я опускаюсь в неё, как в наполненную холодной