Плебс. Авторский сборник контркультурной прозы. Виктор Мельников
видимо, так и складывается. Понимаем, видим, а менять – желания нет, приложить усилия надобно. Если бы ни ты, Таня, я повернул обратно, – признался я. – Всё сказанное – задним умом выстрадано. Ни я один такой – многие.
– Я натурщицей подрабатывала у одного художника, – стала она говорить, глядя куда-то в сторону. – Антонов его звали. Имени не знаю, так все его называли, мужчина в возрасте. Он смотрел на меня всякий раз и всегда повторял, что чрезмерная красота внушает ужас. Я не видела, как он делает наброски карандашом на бумагу и, взглянув после, приходила всякий раз в крайнее негодование, когда рука художника портила ту самую натуру, с которой она писалась. А он часто меня приглашал в мастерскую, полуподвальное помещение, и всегда, мне казалось, издевался надо мной, превращая мою фигуру в бесформенное тело, а лицо – в некий шарж. Его восприятие окружающей действительности походило на кривое зеркало, но смешно не было, – то, что видел он, я не замечала. Почему-то я не представляла цветок розы, который смог бы меня напугать – не получалось. Разве только шипы, но я видела только сам цветок. Однажды я дала понять Антонову, что он старомоден, косвенно, не прямо, мол, где-то я уже подобное видела. Он улыбнулся и сказал, что не пытается передать в мельчайших подробностях тот объект, который он пишет, в рисунке нет новизны – самовыражение есть. Мой карандаш – это гвоздь, бумага – это стена: я царапаю на стене. Я заметила, что это преувеличение, а он сказал, типа, так должно быть. Потом он спросил, как отзываются обо мне мужчины. Я сказала, мол, всегда лестно, мужским вниманием не обделена. Он заметил, значит, во мне видят красивую девушку. Я не отрицала его утверждения. Но он добавил, что идеальная красота не имеет той самой изюминки, которая смогла бы покорить мир, или маленький его участок. Обижаться на слова художника не имело смысла, а когда я узнала, что он дальтоник, то не могла поверить, что этот человек вообще художник! Свои черно-белые наброски он переносил на полотна, наполняя жуткие сюжеты реалистичными красками, – его сознание жило в другом мире, а тело находилось, как у всех, здесь и сейчас.
– Из твоих слов я делаю вывод, – сказал я, – что мы всецело переместились в другое измерение, мир иной. Неужели эти миры так похожи друг на друга?
Я отбросил окурок, добавил:
– Не верю я этому.
– Быстро ты, Серёжа, делаешь выводы. Не скрою: и я не верю, – сказала Таня, выпуская дым тонкой струйкой, – поэтому у нас с тобой проблемы.
– Не только у тебя и у меня – по меньшей мере, у четверых, кого я сумел встретить. А у Андрея – и того хуже, видимо.
– Со своими проблемами он справится сам, так как определил своё место. А нам, кажется, надо друг другу помочь… Я давно не курила, – сказала она, – голова кружится.
Непреодолимое желание прикоснуться к Татьяне возникло спонтанно. Я не мог с собой совладать, её пространные речи делали намёк только на одно – она желала, чтобы я прикоснулся к ней. Руки сами обняли потное тело девушки, губы впились в губы – она не возражала,