Плата кровью. Александр Пересвет
перед ними деревья, вдоль проезжей части газончики. Идиллия, должно быть, тут была перед войною. Особенно летом, когда всё зеленело вокруг. Жить бы и жить в таком домике! Бегать на пруды вон, или на реку – всё рядом! На стадион. А по вечерам гулять до ДК вдоль этих газончиков по тротуарам, смотреть кино, причём с последнего ряда, и не столько смотреть, сколько целоваться с девчонкой в темноте, как бы случайно кладя ей руку на грудь и с удовольствием ощущая, как замирает подружка в сладкой истоме…
А совсем вечером сидеть на колченогой самодельной скамеечке в заросшем травою дворе и смотреть на лохматое от звёзд небо. И представлять, как там кто-то сидит точно так же и смотрит на тебя… И снова целоваться, а снова давать волю рукам, и успеть добраться куда-то, покуда её рука не остановит твою уже твёрдо – на пороге самого сокровенного…
Счастье! Брянск, Счастье – какая разница! Одна русская земля, одни русские люди. Одно счастье! И в этих здешних домиках у здешних парней и девчонок всё было то же самое, и та же судьба…
Да вот только не та… Не та оказалась судьба у всех у них, кто остался жить – и умирать – на осколках разорванной по живому страны. На клочках только что ещё единого Союза равных, растащенного по углам теми, кто не хотел быть равным. Кто хотел быть особым – и всего лишь по причине, что придумал себе особые права. А те обосновал только тем, что дал себе труд родиться в своей национальности!
Как говорится, эх-х…
У пожарной части свернули налево, потыкались там меж домами и посадками, приткнулись к какому-то складу. Посидели, дожидаясь нужной темноты, разобрали сумки, обросли оружием, распределили сканеры и ПНВ. Злой взял спортивную сумку с «ксюхами» и гранатами. Если что – со стадиона идём. И штаны спортивные сверху лежат.
Глупости, конечно. Какой уж тут стадион, когда рядом война. Но и секунда ступора у противника – уже выигрыш. А дальше – как судьба ляжет.
Сам Алексей шёл – или, вернее, скользил вдоль теней от строений – налегке. Не считая визитницы или как там зовут такие ридикюльчики, в которой покоилась упругая пачка денег. Кое-как пристроил сумку за поясом – мешается, сволочь, но в машине не оставишь, а отдать некому. Пластун Еланец идёт в передовом охранении, ему сейчас полная свобода движений нужна. Потом, перед проникновением на объект, деньги передадутся ему – там уже Бурану, обученному городскому бою, нужно будет двигаться без малейших затруднений.
Как проникнуть на объект, он ещё не решил. А как тут решать, если никто там не был и ни разу не видел? Лишь приблизительно можно представить себе, что представляет собою небольшой профилакторий в виде двухэтажного здания с вынесенной столовой. Сколько там сейчас народу, какова система охраны? Это понять можно будет только на месте.
И ещё была надежда – что какими-то коммуникациями строеньице это связано с «материнской» станцией. Не может у такого серьёзного народно-хозяйственного объекта не быть бомбоубежищ или каких-то других укрытий на случай часа «Ч». А как их в своё время наставляли, у всякого убежища есть