Мастер по нечисти. Алексей Буцайло
мере необычно. И при этом очень страшно. С другой, он уже успел убедиться в том, что мастеров по нечисти не случайно так называют.
– Вот что, братья, – решительно заявил десятник. – Раз вы сейчас здесь, то, я понимаю, сегодня оттуда ничего не выберется?
– Как видишь. Город-то целый. Но сегодня и не должно – оно только на новой луне освободиться может, а первая ночь новолуния завтра, – пояснил Родион. – Так что сегодняшняя ночь и завтрашний день у нас точно есть.
– Тогда вот что – спать ложитесь. Утром разговор продолжим.
– Но… – начал было Арсентий.
– Я сказал – утром. Подумать мне надо. – Валдай решительно повернулся в сторону дома и пошел не оглядываясь.
Дома десятник сперва прошел в красный угол, где под лампадой висела икона Николая Чудотворца, и несколько раз перекрестился, пробормотал молитву. Заглянул в комнатушку сына – убедился, что тот спит крепким сном, аккуратно, стараясь не разбудить, потрепал по голове. А потом, отодвинув занавеску, тихонько скользнул в их с Миланьей спаленку.
– Ну как там лошади? – Жена еще не спала, как надеялся Валдай.
– Всё хорошо, все здоровы! – Десятник быстро скинул с себя рубаху и штаны, нырнул под одеяло. Вдохнул запах любимой женщины, посильнее прижал ее к себе и крепко стиснул пониже пояса.
– Эй, эй! Ты чего это задумал, окаянный? – хихикнула Миланья, игриво отстраняясь от мужа.
Он не ответил. Одним быстрым движением смял на жене ночную рубаху. А потом принялся любить ее так, как не любил, пожалуй, с самого медового месяца. Словно в последний раз. Почти до самого рассвета, прерываясь пару раз, чтобы отдышаться и выпить квасу.
Валдай с Миланьей предавались ласкам с такой страстью и напором, что домовой, живущий за печкой в доме десятника, сперва застенчиво затыкал пальцами уши. А потом нашел в подполе нарядную шапку, стряхнул с нее пыль, причесал пятерней длинную бороду, прихватил крынку с теми самыми груздями, что так хвалил Родион, – и отправился в гости к шишиге[9], живущей у соседей.
– Как думаешь, не подведет? – Родион, сидя в темноте в кустах ароматной сирени, озабоченно смотрел вверх, на вершину кремлевской стены.
Арсентий пожал плечами. Он почти не говорил и не двигался с того времени, как они в сумерках пришли на оговоренное место. Уселся, припав спиной к стене, сунул в рот травинку и молча жевал ее, оглядывая окрестности из-под опущенных век. Родион даже позавидовал его выдержке – самому-то ему на месте не сиделось, слишком горел в груди огонь ожидания предстоящего непростого дела. А уж когда стемнело и пришло время Валдаю сделать то, о чем они договорились – но со стены не доносилось ни звука, кроме редких шагов караульщиков, – Родион вообще почувствовал себя так, словно сидит на углях.
– Нет, похоже, все-таки сдулся десятник, – почесал затылок старший послушник. – Надо что-то другое придумывать.
– Не дергайся ты так, – прошептал Арсентий. – Все он сделает.
Словно в подтверждение его слов,
9