Гори, любимая, гори!. Лана Ежова
рассудив, что пока с пут вымоется пропитка, моя купель остынет, я забираюсь в бочку, не снимая рубашку. Повезло, что руки связаны спереди, в противном случае я бы скорее утопилась, а не помылась.
Мылом и травяными отварами не воспользоваться – далеко стоят, из бочки не дотянуться. Ну, и ладно. Руки все равно связаны.
Когда от воды начинает щипать ссадины и ожоги, приходит полное осознание, чего я сегодня избежала. Невзирая на горячую воду, тело бьет озноб.
Последний раз я плакала, когда провожала заболевших серой марью учителя и приемную мать в Сады Всеотца. Нет, вру. Еще я рыдала через несколько недель после их смерти, когда осознала, как сложно женщине, даже целительнице, когда рядом не стоит мужчина, готовый закрыть ее своей спиной. Чудом вырвавшись из рук подвыпивших молодых дворянчиков, поняла, что привлекательной девушке ездить в столицу одной чревато нехорошими приключениями.
С тех пор много времени утекло. Витара я больше не искала, простаивая часами под стенами школы Ордена волков Всеотца. За травами не ездила – покупала втридорога у медикусов барона.
Но теперь – клянусь небом! – если магистр снимет с меня подозрения в отступничестве, покину Заречный край, поселюсь в столице и вступлю в гильдию целителей. Если бы в ней состояла сейчас, то на костер бы не попала – за своих маги-врачеватели стоят горой, давая нешуточную защиту перед любителями возвести напраслину. Баронесса дважды подумала бы, прежде чем с ними связываться, а заодно и со мной…
Скрипит не смазанными петлями дверь. Испуганно оглядываюсь – Марк Сирский входит в комнату без приглашения, как в собственные апартаменты.
Дыхание сбивается. Я отчаянно пытаюсь подавить панику.
Магистр явился помыть мне спинку? Уж больно характерным был его взгляд при допросе.
Внутри поднимается волна протеста. Не хочу! Я даже покойному барону не уступила, осаждающему меня не один месяц. Не хочу подчиняться чужим желаниям…
– Как водичка? Что-нибудь еще нужно госпоже целительнице? – с подчеркнутой вежливостью спрашивает "волк", а взгляд направлен отнюдь не на мое лицо.
Хорошо, что в комнате довольно темно – сквозь узкие окошки проникает не так много лучей заходящего солнца.
– Нужно, ваше святейшество. – Вытаскиваю из воды связанные руки.
Не скрывая удовольствия, он без спешки перерезает веревку. И, не пряча охотничий нож, любезно интересуется:
– Есть еще пожелания?
– Благодарю, ваше святейшество, нет.
По тонким губам чародея змеится улыбка.
– Отчего же? Негоже совершать омовение в грязной одежде. Как целительница, ты должна это понимать.
И кончик ножа зацепляет кромку выреза рубашки. Мокрая ткань липнет к телу и не спешит разрезаться. Но храмовник настойчив в своем стремлении "соблюсти" правила гигиены – и, убрав нож, рвет ее руками. Мозолистые пальцы зацепляют, царапая, нежную кожу. Горячее дыхание склонившегося мужчины обжигает щеку.
Дорвав