Псих. Игорь Сотников
же знаешь, где все те обвинители, – лучезарно улыбнулся Баал, отчего на мгновение даже затмил горящий свет лампы, затем отошёл от Асмодея и, вернувшись к картине, продолжил распространять свою мысль. – Это языческое изображение Эйнштейна, как нельзя лучше отражает отношение человека к миру, что и страшит многих там, наверху. Тебе не кажется странным противопоставление языческого, то есть народного, теологическим воззрениям, которые, по сути, и должны служить человечеству, но в реальности противопоставили себя ему, считая народность недожитком развития разума. Выходит, что там, где должна главенствовать вера, место занял разумный научный подход, который и близко не подпускает к себе всякие языческие верования, считая их не просто недоразвитием, а в некотором роде – атавизмом.
– Так я понимаю, это нам на руку, – ответил Асмодей.
– Да ты меня снова не понял, – дёрнулся Баал, недовольный недогадливостью Асмодея. – Получается, что мы – противники человека – на самом деле оказываемся ближе к нему, чем радеющие о его благе небеса.
– Ах, вон оно что… – сделав глубокомысленный вид и придерживая свой подбородок, сказал Асмодей, потом выдержал паузу и спросил. – И что теперь?
– Что, что?! Делать дело! – буркнул Баал, но потом немного успокоился и продолжил. – А ты знаешь, что портрет Эйнштейна, правда, в другом ракурсе, висит там, наверху, в небесной канцелярии? – прищурившись, посмотрел Баал на Асмодей.
– Неужели? – не моргнув глазом, соврал тот.
«Ну, конечно, не знает!», – про себя хмыкнул Баал, но продолжил вслух:
– И ведь же, паразиты, больше интересуются и знают о том, как там за кордоном течёт жизнь, чем волнуются над тем, что творится здесь, под боком. Что всё же, наверное, заложено в них небесной природой, сделав их близорукими к своим ближним, но – дальнозоркими в видении соседских неуспехов, а в особенности – успехов. И тебя разве это не удивляет? – спросил Баал Асмодея.
– Последний, кто смог меня удивить, был Господь, представивший нам человека, после чего я – как и многие из нас – уже ничему не удивляюсь, предоставив эту прерогативу человеку, – стиснув зубы, проговорил Асмодей, замолчал, а затем, как ни в чём небывало, улыбнулся и заявил. – Зато теперь у нас появилась возможность, ох, как удивить этот объект нашего первородного удивления. Ха-ха! – разразился смехом он.
– Ладно, я тебя понял. Но я имел в виду совершенно другое. Этот портрет наши отделения используют, как символ отношения к представителям нового создания творца – людям, которое и может быть выражено только самой личностью человека. В качестве которого, нами и был выбран этот представитель рода людского. И если для нас он олицетворяет наше уверование в то, что всё в мире относительно – небеса имеют на этот счёт иную точку зрения. Они там, наверху, заявляют, что мы опять всё недопоняли и в результате этого – переврали, придав ему облегчённый простонародный смысл, когда как Эйнштейн предложил совсем другое: скорость света всегда постоянна, вне