Братья: от Сталинграда до Берлина. Книга первая. Артем Сергеевич Октябрьский
anza>
Я убит подо Ржевом, в безымянном болоте,
В пятой роте на левом, при жестоком налете.
Я не слышал разрыва, я не видел той вспышки,
Точно в пропасть с обрыва, и ни дна, ни покрышки,
И во всем этом мире, до конца ее дней,
Ни петлички, ни лычки, с гимнастерки моей.
Пролог
Знаете, в мире только три вида животных, что собирают армии и воюют с себе подобными. Это муравьи, вороны, и человек. Человек, существо, которое стоит на высшей ступени эволюции и господствует над другой фауной, еще не отказался от первобытных привычек. При царях воевали, при Ленине воевали, и каких-то 15 лет перерыва, и снова война. Политики, что развязывают эти войны, они же не видят, что творится среди людей, они не видят, что люди страдают. А вот мы видим. Меня зовут Артем Николаевич Севцов, и я пережил самую страшную войну на свете, и пережил самые страшные чувства на свете. И сейчас я вам о них расскажу.
Я родился в Белгороде, в 1925 году. У меня были три брата: Родион, Николай, Виктор. С Родионом мы были двойняшками, а Николай с Виктором родились раньше. Николай старше нас на два года, Виктор на три. Однако я не видел своих братьев. Мы с мамой, почти сразу после моего рождения переехали в Царицын, а через месяц город переименовали в Сталинград. Я никогда не спрашивал, почему мы уехали. Для мамы эта тема была болезненной, и я не развязывал разговор об этом. Хотя мама была не против рассказать мне о братьях, об отце. Отец был солдатом, вернее сапером, снимал мины, ставил мины, ремонтировал машины, танки. Такой род солдат не так уж часто идет в бой без необходимости, слишком ценный ресурс. Отец, по рассказам матери, был на дальнем востоке, там как раз был пограничный конфликт с Японией, он в нем участвовал. Правда, где он сейчас сказать трудно, может здесь, в Европе, или все там же, на дальнем востоке. Я рос послушным ребенком, но чем старше я становился, тем больше мне хотелось самостоятельности. Как-то произошла со мной одна история. К нам в город приехала делегация во главе со Сталиным. Ради такого ответственного события всем объявили выходной. Мы стояли с мамой на набережной, было много народу. Я хотел увидеть Сталина, но я был очень маленьким, соответственно низким, но желание увидеть «Отца советского народа» была выше. Под шумок, уже к концу торжества, я вырвался у матери из рук и побежал через толпу, крича: «Товарищ Сталин!», «Товарищ Сталин!». Я слышал, как все люди обращались к нему именно так, вот и решил, что так надо говорить. Я преодолел толпу. Передо мной стоял высокого, как мне тогда казалось, роста грузин, пятидесяти лет, с густыми усами, правой рукой, согнутой почти под ровный угол, сжимающей трубку. В красивом темно-зеленом кителе, темно синих штанах и сапогах, его пышные волосы, зачесанные назад, тихонько колыхались по ветру. Он аккуратно присел на корточки, и спросил:
– Ты что-то хотел, мальчик?
– Я… товарищ Сталин, я…
– Не спеши – Перебил он меня, выставляя левую руку – спокойно, размеренно, медленно. Как тебя зовут?
– Тема.
– А фамилия у тебя есть?
– Севцов.
– Вот теперь рассказывай, Тема Севцов.
Я глубоко вздохнул и начал:
– У меня дедушка, сосед мой, говорит, что вы самый лучший командир на свете. Дедушка – коммунист. А вы тоже коммунист?
– Да, конечно. – Сказал Сталин, кивая головой медленно, будто он был сонный.
– Тогда получается коммунисты хорошие?
– Безусловно. Все коммунисты хорошие.
– А можно, когда я вырасту, тоже коммунистам буду. Я очень хочу быть коммунистом! Я тоже хочу быть хорошим!
– Ну, раз хочешь – Он медленно встал, положил левую руку мне на плечо, и сказал мужчине в очках. – Товарищ Молотов, записывайте приказ номер один. Товарища Тёму Севцова, по достижении восемнадцати лет, зачислить в коммунистическую партию СССР.
Мужчина, улыбнулся, секунду помешкал, достал листок и все это записывал.
– Так точно, товарищ Сталин. Распишитесь?
– Конечно.
Сталин подошел и расписался на бумаге. Повернулся и подошел ко мне.
– Ну, вот и все, Тёма Севцов. Будешь взрослым, придешь, и станешь коммунистом. А теперь иди. Тебя, наверное, мама ждет.
И хоть мне и сказали потом, что это все было наигранно, что Сталин подмигнул Молотову, и они разыграли сцену, мне все это казалось таким официальным и серьезным. Я запомнил этот момент на всю жизнь. Все ребята во дворе мне завидовали, а мама даже не ругалась за то, что я вырвался и побежал в неизвестном направлении. В ту же ночь я не мог уснуть. Я был горд тем, что лично Сталин записал меня в коммунисты, и я знал, что теперь до конца своей жизни буду верен ему. Однако уже через пару лет, это событие осталось лишь моим воспоминанием, которое я хранил в себе до самого начала войны.
Я хотел пойти в армию, служить, защищать Родину, но мама исходила из других соображений. Она хотела, что бы