Акварели. Стихи и поэма. Геннадий Васильев
align="center">
1
Был январь.
На станции «Тайга»
мы вошли в святилище буфета.
Столики на выгнутых ногах
приняли измученных поэтов.
Мы вина спросили, а еда
нас тогда не слишком занимала.
На двоих была одна беда,
да и та бедой не называлась.
Бледный свет облизывал столы,
обходя стаканы с темной влагой.
Наши мысли были так стройны,
что пера просили и бумаги.
За окном кричали поезда,
от перрона счастье уплывало.
Нас манила дальняя езда.
Шел январь.
И денег было мало.
Мы тянули терпкое вино.
Был январь. Погода подвывала.
Мы не знали, сколько нам дано, —
вот беда.
А горя было мало.
2
Редеют старые леса.
Их не осталось
Мой друг уходит на глазах.
Виной – не старость
и не усталость, не недуг
непоправимый.
Я сам – виной.
И старый друг
проходит мимо.
Идет потерянный, ничей.
Кому-то нужен?
Река ссыхается в ручей.
Мелеет дружба.
Идет туда, где есть вино
и нет вопросов.
Нам было многое дано.
Талант – как посох.
И обопрешься, шаг шагнешь —
туда ли? Так ли?
К трактирной стойке припадешь —
конец спектакля.
В бокале крепкого вина
утонет Вера.
И вот – бессонница одна,
и нет Гомера.
…Поют хмельные голоса
под хлопот кружек.
Талант летит под небеса.
Кому-то нужен?
3
А помнишь терпкое вино
под бледный свет, под вой метели?
Как много было нам дано!
Как мало мы вернуть успели…
Оле и Мише
Вы, греки древние! Вы, славные этруски!
И ты, Израиль – переполненный вокзал!
Анализ крови показал, что я – не русский,
но, к сожалению, кто я – не показал.
Мой доктор, кланяясь истории болезни,
под микроскопом каплю крови изучал.
Его старанья оказались бесполезны:
он не сумел сыскать концов моих начал.
Туманно прошлое. А будущее – странно.
Как жить, не зная – кто ты: курд или мордва?
Какие страны для тебя – родные страны?
Какие буквы для тебя – свои слова?
Да так ли важно? Жизнь – сплошное лицедейство!
Арапство Пушкину поставить ли на вид?
В моей крови ничтожной толикой – еврейство,
а по культуре я – простой космополит.
Ну, вот и сказано. И можно ставить точку.
Вот-вот двенадцать будет – середина дня.
…В Москве живет моя единственная дочка,
с еврейским мужем на два голоса звеня.
Они звенят –