Челноки. Роман. Александр Гусаров
работаить. Авось и слюбятся.
– Молчи, старая, – обрывала её дочь. – Агроном… Хрен редьки не слаще. Ты отжила своё. Сама терпела, а нам дай по-людски пожить. Ты мне девку с панталыку не сбивай.
Анна Михайловна дочери не перечила и при всех сомнениях в одной ей известные подробности отношений внучки и агронома Валентину Прокофьевну не посвящала. Любила она Настеньку и потакала отчасти. С высоты прожитых лет она рассуждала, что судьба поворачивается по-всякому: «и так, и эдак», что «жизнь прожить не поле перейти», что «покедаль дружатся – а дале видать будеть». «Жизнь в деревне само собой трудная, но пока и о свадьбе-то рановато думать. А он может зимой и дровишек подбросит и комбикорма завезет, да и по-хозяйству пособит, ежели чего».
Вот такие на первый взгляд малозначительные в масштабах государства проблемы волновали близких родственников Анастасии. Но для них они были куда важнее первого полета человека в космос, да и второго полета, пожалуй, тоже.
Настя переоделась, подошла и чмокнула бабушку в щёку:
– Я к Тане зайду, мы на танцы пойдём.
– Танька-то теперя одна в доме за хозяйку осталася. Мать на неделю в Москву к сестре укатила. Тожа, как муж помер, непутёвой сделалась. Так что ты долго-то с ней не засиживайся. Чтобы я до ночи в окно не гляделась. И себя блюди, – деланно строго сказала Анна Михайловна.
– Нет, нет. Мы всё равно к нашему дому придём, на лавочке посидим.
– Ну, ступай, ступай, – сказала Анна Михайловна, и перекрестила внучку.
Настя глянула в зеркало, одёрнула платье и вышла за порог. Вечерний воздух закружил голову, наполняя грудь свежестью и готовностью к счастью.
Она с опаской поглядывала на капли росы, обильно усеявшие стебли и лепестки, стараясь идти по центру тропинки, чтобы не замочить свои белые туфельки.
Ночью ей приснился странный сон. Она долго шла по залитой солнечным светом тропинке и вдруг очутилась в зале, разделённом толстой каменной стеной на две половины. Плача от бессилия она сжала пальцы в кулачки и принялась стучать по холодному массивному препятствию, но стена поглощала звуки, и ей стало очень страшно. Проснулась она в полной темноте, прижимая сжатые кулаки к холодной стене…
Таня поджидала её на крылечке своего дома.
– Настюша, привет!
– Привет, Татьяна!
– Что пошли? – Девушка спорхнула вниз, подхватила её под руку, и они зашагали мимо высоких лип в сторону автострады к большому старинному зданию. Когда-то это была церковь. Лишённая куполов и внутреннего убранства, она была переделана под дом культуры. Узкие зарешеченные окна и толстые стены всё ещё продолжали веять покоем и стариной. Электрические лампочки света давали недостаточно, поэтому внутри всегда царил полумрак.
У входа их остановил белобрысый паренёк Витя Афонин: он шутливо раскинул в стороны руки и попытался обнять Анастасию.
– Цветочек