Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути. Андрей Квакин
ограниченного масштаба[259]. Грустно.
Мы еще здесь в Харбине пытаемся сохранить подлинный лик нашей идеологической линии. И везде – и справа, и слева, – с моей позицией считаются более серьезно, чем с канунцами. И Ленин, и Зиновьев, и другие коммунисты, также эсеры, также правые единодушно отмечают, что «энтелехия» движения – в откровенной публицистике харбинской группы. Но что мы можем сделать в Харбине, на краю света?.. Официальный сменовеховский орган – по-прежнему «Накануне»…
А между тем совершенно ясно, что Ваш «неокоммунизм» не менее несостоятелен, нежели «старомодный коммунизм», коим недавно попрекал свысока Лукьянова Зиновьев. Процесс продолжается в том направлении, в каком он фиксировался моими «Редискою» и «Путем Термидора» (тогда еще Вы вполне присоединялись к моему диагнозу и прогнозу). Идет «обмирщение» большевизма, рождается крестьянская, собственническая Россия, страна крепкого мужичка и прочного самосознания, – и нечего прикрывать этот процесс правоверно-коммунистическою магией… Нечего для нас, ибо сами коммунисты, конечно, должны по-прежнему твердить свое, в этом – «тормоза». Но нам нечего надевать личины и тем менее оснований загораться поздним революционным энтузиазмом, никому не импонирующим («притворяются»), всеми принимаемым с усмешками…
Впрочем, стоит ли спорить об этом теперь? Чтобы еще раз дать повод «друзьям» констатировать «размен вех»?.. Всего хорошего. Буду очень рад получить от Вас письмецо, быть может, способное рассеять печальные думы мои о наших вехах…
Желаю Вам всяческого успеха в Вашей работе. Разумеется, оспаривая Вашу идеологию, я всецело с Вами в Вашей практической деятельности в России. Дай Бог, чтобы она была плодотворна, и отрадно, что Ваши впечатления от нее вполне бодрые»[260].
Письмо Ю. Н. Потехина в ответ на критические замечания Н. В. Устрялову было отправлено из Москвы 7 мая 1923 г. На этот раз в письме были не только эмоции, но и достаточно развернутая аргументация: «Прежде всего, о революционном романтизме. Думаю, что среди тех, кто был раньше или носит и теперь наименование «сменовеховца» – есть два наиболее ярких романтика: Лукьянов и Вы. Природа романтизма различна – у Сергея Сергеевича[Лукьянова] он в плоскости социальной, у Вас – национальной, но у обоих нет ясного и четкого представления о размерах достигнутых и пределах возможных результатов революции. И он, и Вы за контурами не можете точно учесть все линии – а без этого нельзя построить правильной тактики. В результате у Лукьянова – ошибочность тактики; у Вас – ее отсутствие. Вы вне России, все связи с ее новыми формирующими силами и формирующейся средой на основании старой традиции, старых идеологических опор и умозрительного анализа думаете оформлять идеологический облик новой интеллигенции? Считаете это возможным… А в результате приближаетесь к лежневскому идеологическому анабиозу; к отсутствию всякой
259
Я совсем не осведомлен о причинах их «возвышения» и мотивах Вашей размолвки с ними и последующего примирения. Быть может, Вы вкратце меня информируете об этом?
260
Hoover Institution Archives. Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Ustrialov N. V. Box 1. Folder 1. 11.