Собрание сочинений в 3-х томах. Том 1. Мирра Александровна Лохвицкая
<…>
Что же касается Мирры Лохвицкой, то в самом деле ее поэтическое дарование оказалось перворазрядным. Вслед за сестрами она в одно из воскресений побывала у меня на Бассейной и пожаловалась на редакторов “Севера” Гнедича и Сафонова, которые не взяли ее стихотворения.
– Я считаю это обидой для себя. Я знаю, что я даровитее своих сестер, иначе я не приняла бы их жертвы не печататься, пока я печатаюсь.
– Но почему же вам всем трем не печататься?
– Тогда не будет благоговения. Начнется зависть и конкуренция. Согласитесь сами, однако, что если вы признали их стихи хорошими, и достойными печати, а “Север” меня отверг, то чья же тут ошибка: Гнедича и Соловьева или ваша?
– Что же вы хотели, чтобы я вам сделал?
Она глубоко сидела в кресле, томно раскинувшись, словно дама, уже уставшая жить, хотя она была совсем молоденькая и казалась младше своих сестер – такая была худенькая – и сказала:
– Я сейчас вам покажу стихи, и прошу вашего суда.
Действительно, стихи сверкали, отшлифованные, как драгоценные камни и звонкие, как золотые колокольчики.
– Стихи прелестны, – согласился я, – но, знаете, что? Их нельзя печатать.
– Почему? Ну, хорошо: я сейчас поняла, почему. Молодая девушка не имеет права затрагивать такие темы.
Мирра засмеялась и продолжала:
– Я вспомнила, как г-н Соловьев, возвращая мне злополучное стихотворение, сказал с такой смешной серьезностью: “Но, сударыня, наш журнал читают также дети”… Да, он назвал меня сударыней! А я присела и сказала: “Извините, милостивый государь”.
– Дайте ему другое какое-нибудь стихотворение. У вас настоящий талант.
– Но, правда, я пишу лучше, чем сестры?
Мне больше ничего не надо. Но беру с вас слово, что вы не расскажете сестрам о том. Что я была у вас. Я для них тайна»[9].
По воспоминаниям Ясинского понятно, что «зависть и конкуренция», которой пытались избежать девушки, на самом деле уже присутствовала в их жизни: впоследствии она приведет даже к разрыву отношений между Миррой и Надеждой, когда последняя, в возрасте уже за тридцать, начнет свою литературную карьеру.
Почему-то призрак ранней смерти уже веял над Миррой, хотя никаких серьезных проблем со здоровьем у нее не было. Конечно, Ясинский, который пишет свои мемуары уже после ее кончины, мог слегка подогнать их под последующие факты, однако мысль о собственной кратковечности возникает и в стихах Лохвицкой, даже задолго до знаменитого «Я хочу умереть молодой», написанного в 1896 году, но опубликованного позднее. «В даровании Лохвицкой, в некоторой экзотичности ее чувства, в прирожденном мистицизме был естественный скат к декадентству», – писал впоследствии в ее некрологе критик А.А. Измайлов[10].
Воспоминания Ясинского отражают и подлинную проблему, с которой Лохвицкая столкнулась в начале своей литературной деятельности и которая преследовала ее до конца: ее стихи, которые для читателя XXI века совершенно