Собрание сочинений в 18 т. Том 1. Стихи, проза, переводы. Георгий Адамович
ним, прикрывая застенчиво шею,
Имея для каждого свой комплимент,
Знакомый Парижу, известный Бродвею,
К тому же и нобелевский конкурент,
Вы поняли – Марк Александрыч Алданов,
Читательской массы последний кумир
(здесь две глупые строчки, которые пропускаю)
Владимир Андреич, уходите? Снова?
(Тот в банк, в типографию – тысяча дел.)
«Сто франков до Пятницы… честное слово!..
Не слушает… не дал… исчез… улетел.
Ступницкий не в духе, дерзить начал Колька.
Единственный выход – пойти к Сарачу.
Сарач только спросит: «прикажете сколько?»,
И в книжку запишет, придвинув свечу.
Чуть Вера Васильевна выпорхнет в двери,
Сейчас же и Шальнев в ту самую дверь.
Была Клеопатра. Была Кавальери.
По Шальневу Верино царство теперь.
Судьбой к телефону приставлен Ладинский,
Всему человечеству видно назло:
Он – гений, он – Пушкин, он – бард исполинский,
А тут не угодно ль – алло да алло!
На свежий товар негодует Эразмус.
С «коровой», с капустой лежат пирожки.
«А были б микробы-с, а были б миазмы-с,
Так все расхватали бы вмиг дурачки!»
К унынью клиентов из пишущей братии
Блуждает Кобецкий, повесивши нос.
«Формация кризиса… при супрематии
Америки… труден научный прогноз».
Прогнозы для Волкова менее трудны:
Два франка внести в прошлогодний баланс,
Подклеить в уборной подгнившее судно,
Трясти бородою при слове «аванс».
Пора наконец перейти к Кулишеру,
Но тут я сдаюсь и бросаю перо.
Тут Гоголю место, Шекспиру, Гомеру,
Тут нужен бы гений – c’est un numero!
Стихи в альбом
Я верности тебе не обещаю.
Что значит верность? – Звук пустой.
Изменит ум, изменит сердце, – знаю.
На том и помирись со мной.
Но все-таки я обещаю вечно
Беречь те робкие мечты
И нежность ту, которую, конечно,
Не сбережешь и часу ты.
«Как ни скрывай, как ни обманывай…»
Как ни скрывай, как ни обманывай,
Вне конкурса – стихи Присмановой,
А Гингер – лучший наш стилист,
Хотя и худший покерист.
«Сегодня был обед у Бахраха…»
Сегодня был обед у Бахраха.
Роскошный стол. Чудесная квартира.
Здесь собраны на удивленье мира
Ковры, фарфор, брильянты и меха.
Но где ж котлеты, пирожки, уха?
Нет, нет, молчу… Средь мюнхенского пира
Забыть должна о грубой кухне лира,
Остаться к эмигрантщине глуха.
Изящный смех, живые разговоры,
О станции и о знакомых споры,
Червинских шуток изощренный яд,
Хозяйки чистый и лучистый взгляд…
Kufsteiner Platz – «нет в мире лучше края»,
Скажу