Причалы любви. Книга первая. Вячеслав Викторович Сукачев
да и не хотелось оставлять мальчика с сестрой. Славик лег на вторую кушетку и медленно, шаг за шагом, еще раз пережил все случившееся. В первый раз в полную меру познал он сегодня свою ответственность за жизнь человека. До этого он никогда не оставался один: в институте и на практике всегда рядом находились старшие, более опытные врачи, они подсказывали, поправляли, когда это было нужно, и они же, оказывается, оберегали его от этой самой ответственности, которую он пережил и понял только сегодня. Теперь уже до стыда смешными казались его мысли о необычайных ситуациях, при которых он, сохраняя «безмятежное лицо», спасает людей. С сегодняшнего дня он уже знал, чего это стоит…
Утром мальчик чувствовал себя хорошо.
– Где мама? – встревоженно спросил он.
– Дома, – Славик только проснулся и теперь с любопытством и тайной гордостью наблюдал за Ванюшкой. Это был его, только его больной, которого он, кажется, спас от настоящей смерти.
– Я больной да?
– Больной, но уже совсем немножко.
– А уколы делать не будешь?
– Не будешь, – засмеялся Славик.
– А мама придет?
– Придет… Да вот, кажется, она уже идет…
Но вошла Тонька. Поставив на стол хозяйственную сумку, она встревоженно посмотрела на Ванюшку, потом – на Славика.
– Ну и как?
– Хорошо, – Славика распирало от гордости.
– Ванюшка, – подошла Тонька к малышу и погладила его по рыжей голове, – дядя не врет?
– Не-е, – замотал головой Ванюшка, – а ты че принесла?
– Поесть вам… Вы же сегодня в ночную смену работали.
– Это он работал, – ткнул Ванюшка в доктора пальцем, – а я болел.
Тонька засмеялась, мельком глянула на Славика, потом засмеялась опять и сказала:
– Ешь, христовенький… Небось заслужил сегодня.
Часть вторая
I
На краевую конференцию Виктора Щербунько вызвали вместе с Борисом. Выйдя из самолета, они сразу ощутили ровное спокойное тепло, свойственное Хабаровску во второй половине августа. В их же городке чувствовалось приближение осени: уже около недели стояли прозрачные от холодного воздуха дни и появились первые паутинки близкого бабьего лета.
– Смотри, тополя еще ни одного листочка не уронили, – восхитился Виктор Щербунько, показывая на проносившиеся за окном такси ровно подстриженные тополя. – Дома у нас, в деревне, в это время к путине готовятся.
Виктор Щербунько умолк, вспомнив деревню, мать, Марину вспомнив, и воспоминание это отозвалось в нем тихой грустью. В последнее время такое с ним случалось нередко, и всякий раз он упрекал себя за то, что уже два года не был дома, не виделся с матерью и на все ее упреки отписывался занятостью.
Борис же молчал совершенно по иной причине. Глядя на знакомые с детства дома, улицы и скверы, он невольно ощутил острое чувство оторванности от этого мира, и лишний раз укрепился в своем намерении поговорить с отцом…
– Куда едем? – через плечо спросил таксист.
– Я, пожалуй, в гостиницу, –