Сюзанна и Александр. Роксана Гедеон

            Он отдал подбитый мехом плащ лакею и, казалось, собрался уходить. Я сделала умоляющий жест рукой.

      –– Господин де Талейран! А как же… как же моё дело?

      –– Не думайте ни о чём, дорогая. Отдыхайте.

      –– И всё будет улажено?

      –– И всё будет улажено.

            Почти успокоенная , я смотрела ему вслед. Этот человек казался мне в тот миг всемогущим, просто волшебником. Он может справиться с Клавьером! Причём с такой лёгкостью, что это его даже не занимает. Почему я сразу не подумала о Талейране? Возможно, я провела бы ночь не здесь, а уже в своём доме.

            Талейран, прихрамывая, поднимался по ступенькам. Одет он был, как и всегда после службы, в чёрный сюртук, белоснежную рубашку и ослепительно-белый тугой галстук. Врождённый аристократизм, благородная кровь чувствовалась в его манерах, элегантности, осанке. Каково же ему вращаться среди напыщенных манекенов, бывших конюхов и лакеев, не имеющих ни воспитания, ни вкуса, а зачастую даже ума! Ему должно быть тягостно и смешно в таком обществе. Ему – такому насмешливому, умному, проницательному.

            Даже немощь этого человека была притягательна. Он был хром, но и это придавало ему обаяние.

            Меня проводили в комнату, обставленную с изяществом середины XVIII века. На меня так и повеяло Версалем от всех этих вычурных линий, изогнутых очертаний, пузатых пуфов на выгнутых ножках и воздушных золочёных столиков. Большая кровать красного дерева под овальным “польским” балдахином уже была расстелена, а подле неё был сервирован ужин.

            Я была голодна до темноты в глазах, поэтому отдала должное и жаренному цыпленку, и молочным блюдам, и сыру, и даже бутылке старого арманьяка. Потом, умывшись, легла в постель, убеждённая, что не усну. Уж слишком чужим и необычным было это место.

            Но я уснула, и последней моей мыслью было то, что я никогда и ни за что на свете не прощу Клавьеру унижений, которые я испытала за эти ужасные два дня – этих блужданий по Парижу, боязни полиции и особенно чувства отчаяния, заставлявшего меня иногда терять голову.