Симеон Сенатский и его История Александрова царствования, или Я не из его числа. Роман второй в четырёх книгах. Все книги в одном томе. Николай Rostov
сказал я ей со всем нашим, так сказать, «купеческим» достоинством. – Да и тот купец в Москве проживал, а я купец питерский. И, соответственно, Отечеством не торгуем! А даже наоборот. И скажите…
– Маня, – подсказала она мне свое имя.
– А скажите, Маня, – прижал я ее еще крепче к своей груди, – из-за чего он в вас бомбу зашвырнул, студентик этот (употребил я весьма русский – и потому, так сказать, непечатный эпитет)?
– Так он не только в меня одну эту бомбу запустил! – возразила она мне и указала на своих «подружек». – Дуська, Нюрка, Надька, Катька, – перечислила она их всех. – И от них, не сомневайтесь, благодарность вы получите… хоть сейчас! Или? – засмеялась она глумливо, а «подружки» ее почему-то засмущались вдруг.
– Не сомневайся и ты, Маня, – заверил я ее – и глумливый смешок ее притушил, – благодарность от всех вас приму с удовольствием. – И подмигнул ее «подружкам»: мол, и до вас очередь дойдет – как только с Маней вашей разберусь. И спросил ее серьезно: – Но ты мне не ответила, зачем он в вас бомбу эту маскерадную бросил?
– На настоящую, видно, денег не хватило, – усмехнулась она. – Вот он ее из папье-маше и учудил. А что бросил, то, думаю, от неразделенной, отвергнутой нами любви!
– А что же вы все любовь-то его отвергли? – захохотал я. Барышни эти определенного сорта были. Влюбиться, конечно, в них можно. Но вот чтобы они любовь чью-то вдруг отвергли – не может такого быть! Профессия у них такая – нас любить.
– Так у него для Мани, – ответила она в стих и в рифму, – вошь в кармане! – И с достоинством продолжила: – А мы девки дорогие – рублик серебряный – и не один за любовь нашу надо выложить. – И взгляд ее в сторону студентика нырнул (мои «молодцы-приказчики» его по мостовой катали) – и окаменел. И сама она, как смерть, побелела.
И я свои глаза на студента скосил и понял, из-за чего она так побелела. Бомбу вторую она увидела. И как я раньше не понял, что не булыганом он витрину зеркальную разбил, чтобы потом бомбу свою бросить. Вторая бомба – и не маскерадная… лежала чуть ли не у наших ног.
Времени у меня от нее прикуривать не было, да и накурился я уже, так что я подошел и наклонился над ней – и потушил огонек ее запальный двумя пальцами, словно свечу поминальную по всем нам потушил; а потом спросил Маньку сурово:
– Так что, Маня, будем продолжать в маскерад играть – или все-таки скажем, из-за чего он свое бомбометание устроил?
Бомбометание это «студентик» им по одной простой причине устроил.
Конкуренция.
Ведь что купец Елистратов учудил, любезные мои читатели! Он свое заведение на самом Невском проспекте открыл.
На главном проспекте государства Российского, спросите вы меня недоуменно, открыть бордель – «Бордель у Мани» (так прозывалось в народе это заведение)?!
Не может такого быть!
Может, отвечу я вам, если в изящной упаковке это подать.
И подал,