Наследники Демиурга. Андрей Ерпылев
знаю, что когда ты завтракаешь один, без меня, то всегда пьешь кофе! Разве я…
Отец, конечно, был прав: Владислав жить не мог без кофе поутру, но это же был не настоящий кофе! Тривиальный растворимый суррогат!
– Мне наплевать, суррогат или не суррогат! – вопил старик как заведенный, не слушая никаких возражений медицинского характера. – Свари мне кофе! Пусть даже этот буржуйский эрзац! Я сто лет не пил кофе!..
– Тебе нет еще ста лет, папа, – сдаваясь пробурчал сын, залезая на табуретку, чтобы достать яркую банку из расположенного на космической высоте старинной кухни шкафчика.
И в самом деле: неужели чашечка полусинтетической бурды, в которой практически полностью отсутствует кофеин, повредит долгожителю, в голодные послереволюционные годы, по его собственным словам, жравшего кошек и ворон. Врет, конечно, насчет кошек, но одна чашечка…
Четверть чайной ложки бурого порошка, больше смахивающего на ржавчину (самый дешевый «Марадона» – чего вы хотите?) окрасила кипяток в кукольных размеров полупрозрачной чашечке, жалком пережитке трофейного саксонского сервиза, давным-давно переколоченного в веселых застольях сталинско-хрущевско-брежневской эпохи, в бледно-коричневый цвет. Чтобы температура напитка стала вполне приемлемой для стариковской слизистой оболочки, Владислав еще мстительно бухнул в чашку остаток вчерашнего молока.
Однако Георгий Владимирович, вопреки ожиданиям, остался вполне доволен. Видимо, сладость маленькой победы превратила эту пародию на благородный напиток в добрую кружку настоящей обжигающей «арабики»…
Зато как ни крути, а молока дома не осталось, хотя, чего кривить душой – крохотная лужица на дне молочника, перекочевавшая в отцовскую чашку, все равно погоды не делала.
Пересчитав скромную наличность, Владислав накинул вытертую до полной белизны джинсовку, сохранившуюся еще с «бизнесменских» времен (к пиджаку, перебравшемуся в шкаф, он просто не решался прикоснуться, будто конверт с так и не пересчитанной пачкой «зеленых», покоившийся теперь в одном из ящиков мастодонтоподобного письменного стола, осквернил его раз и навсегда), и, сунув в пакет зонт (вдруг снова дождь), вышел из квартиры. Тщательно заперев за собой дверь, он сбежал по знакомой с детства, хотя и изрядно загаженной за последние годы лестнице, в квадратной шахте которой затонувшим пиратским галеоном покоился не работающий с начала «демократии» лифт.
Дождя опасаться вряд ли стоило – солнышко, словно наверстывая деньки, упущенные по причине непробиваемой облачности, жарило вовсю, а лужи, оставшиеся от ночного дождя, высыхали прямо на глазах. Погода – супер, как любит говорить Сашка (кстати, так и запамятовал позвонить Светке). Так и хочется пробежаться по мелким лужам, размахивая пакетом, словно портфелем в беззаботном школьном детстве… В детстве, в котором не было места молчаливым кавказцам в черных «иномарках», пухлым зеленым пачкам в желтых конвертах из плотной бумаги и этому ненавистному, им же придуманному Мансуру