Алиса. Кристина Генри
помню, – вздохнул он. – До того момента совсем ничего. Меня нашли с окровавленным топором в руке, а вокруг пять трупов, изрубленных на куски. Когда приехала полиция, я и на них набросился, так что, наверное, это моих рук дело.
– За что ты их?
– Не помню, – сказал он каким-то севшим голосом. – Словно пелена перед глазами, как будто все заволакивает черным дымом. Помню, как топор оттягивал руку, брызги теплой крови на лице и во рту. И тот звук, когда топор входит в плоть.
– Я тоже это помню, – вдруг ни с того ни с сего вырвалось у Алисы. Хотя на какое-то мгновение ей и правда померещился звук ножа, пронзающего кожу, этот хруст погружающегося лезвия, и чей-то крик.
– А ты много народу прикончила? – спросил он.
– Не знаю, – ответила Алиса. – Все может быть.
– Это ничего, я бы понял.
– Я правда не знаю, – повторила она. – Помню, что было до и после, но за те две недели просто какое-то затмение, одни обрывки.
– Тот тип с длинными ушами.
– Да, – подтвердила Алиса.
Тот самый, безликий, что являлся в кошмарных снах.
– Вот выберемся отсюда, найдем его, и тогда ты узнаешь, что с тобой случилось, – заверил Тесак.
С тех пор прошло восемь лет, но они по-прежнему томились взаперти в соседних палатах лечебницы, без всякой надежды выбраться на свободу.
– Алиса! – снова позвал Тесак. – Мне не спится.
Она отогнала воспоминания, навеянные луной и звуком его голоса.
– Мне тоже не спится, Тес, – ответила она, подползая к мышиной норе.
На полу было гораздо темнее. Освещения в палатах не было, только серебристый лунный свет сквозь решетки да редкие проблески фонаря в руках санитаров при обходе. В такой темноте цвета глаз было не различить, только влажный блеск.
– Алиса, Бармаглот проснулся, – сообщил Тесак тонким дрожащим голосом. Он редко давал слабину, чаще храбрился, порой даже чересчур.
Целыми днями из его палаты доносилось натужное кряхтение, сопровождавшее тренировки. Каждый раз, когда санитары приходили за ним, чтобы отвести в душевую, без шума, ударов, возни и воплей не обходилось. Алиса не раз слышала хруст костей и ругань санитаров.
Однажды она спросила, почему ему не делают уколы, как другим буйным. Он только с усмешкой прищурился и заявил, что от уколов ему совсем крышу сносит, вот его и не трогают. Даже порошков не дают.
Тесак никогда никого не боялся, если не вспоминал про Бармаглота.
– Да нет никакого Бармаглота, Тес, – успокаивала его Алиса.
Когда-то он уже рассказывал об этом чудовище, но в последнее время вспоминал о нем все чаще.
– Ты в него не веришь, знаю. Но он здесь, Алиса. Его держат в подвале. Я чувствую, когда он пробуждается, – уверял Тесак.
Кроме страха в голосе слышалась мольба, и Алиса сдалась. В конце концов, верила же она в человека с кроличьими ушами, и Тесак принимал это как должное.
– Что ты чувствуешь? – поинтересовалась она.
– Чувствую, как тьма обступает со всех сторон, затмевая