Дети грозы. Книга 1. Сумрачный дар. Мика Ртуть
проснувшегося леса. Для полного счастья не хватало лишь одного – запаха только что прошедшей грозы. Почему именно грозы, Дайм бы не смог сказать при всем желании. И почему несколько последних ночей ему снится гроза – тоже. Разве что списать сны на предчувствие бури, ожидающей его в Суарде…
Свою бурю он уже пережил. Высказал Люкресу все, что думает о его политических играх, вызвал его на дуэль, еще немного – и убил бы единственного из братьев, кто видел в нем человека, а не цепного пса. Остановил его император. Всего тремя словами: «Я так решил».
Единственное, что мог сделать Дайм – это склонить голову и ответить: «Как прикажете, ваше всемогущество».
Ни слова против. Ни слова, ни жеста, ни мысли. Император всегда прав, воля императора – закон. Для Дайма – безусловный, не терпящий ни вопросов, ни даже тени несогласия.
От ослепительной вспышки боли Дайм поморщился: печать верности напоминала, что думать об императоре и его воле следует исключительно с благоговейным восхищением. И любовью. Искренней любовью. Если, конечно же, Дайм не хочет валяться где-нибудь в придорожной канаве мозгами наружу.
Так что он десять раз повторил про себя умну отрешения, привычно пожелал отцу жить вечно и никогда не страдать чирьями на высочайшей заднице. Помогло. Печать успокоилась, боль отступила, и жизнь снова стала прекрасна. Вот уж чему Дайма выучила служба, так это умению радоваться тому, что имеешь. Когда в любой момент можешь потерять все и влипнуть так, что смерть покажется счастьем – хочешь или нет, а начинаешь ценить птичье пение, рассветы и улыбки прекрасных дам.
Улыбки, но не прикосновения. Что ж, и на том спасибо.
Криво усмехнувшись, Дайм подтянул новенькую лайковую перчатку. Гладко-черную, палаческую. Такие перчатки он носил всегда, не снимая даже на свиданиях с дамами – императорский бастард должен иметь яркую придурь и давать пищу слухам, иначе слухи сожрут его сами.
Подумать обычное «подавятся!» Дайм не успел, его внимание привлекло шуршание в придорожных кустах и резкий «запах» деревенского идиотизма и жадности. Боевое заклинание само собой запульсировало в ладони, но Дайм погасил его: много чести разбойничкам, ради них портить перчатки. Ни арбалетов, ни мечей у них не было, лишь самодельный лук и дубины. Выдержки тоже не оказалось: стрела просвистела в локте слева и поразила ежевичник на обочине.
– Вылезайте, почтенные. Бить не буду.
Приглашение Дайм сопроводил магическим приказом – лиловые нити потянули ничего не понимающих парней на дорогу. Все четверо щеголяли деревянными сабо, домоткаными рубахами и прическами под горшок.
– Э… утречка вам, почтенный. – Самым храбрым оказался горе-разбойник с физиономией записного плута.
– И вам не хворать, – отозвался Дайм. – Что ж вы, юноши, потеряли в кустах? Малина не поспела.
– Да, эта… с лошади-то слазьте.
Шутник недовольно всхрапнул и скосил на деревенщину хищный лиловый глаз: он терпеть не мог, когда невежды обзывали его лошадью.
– Зачем? – зануднейшим тоном поинтересовался