Русалка и миссис Хэнкок. Имоджен Гермес Гауэр
есть что-то еще.
Все крупные предприятия начинаются одинаково: серьезные мужчины собираются в кофейном доме и, поскребывая подбородки, тщательно взвешивают все «за» и «против».
– Я, пожалуй, войду в дело, – наконец говорит один.
– И я.
– И я тоже.
Ибо в торговом мире ты никогда ничего не добьешься в одиночку. Внеси свою долю и получи из общего кошелька. Вот почему человек здравомыслящий никогда не связывается с пьяницами, шалопаями, игроками, ворами и всеми иными, обделенными милостью Всевышнего. Ты делаешь ставку на кого-то и разделяешь последствия чужих ошибок. А ведь маленькому суденышку так просто налететь на скалы. А ведь корабельному грузу так просто упокоиться на темной глубине пяти фатомов. Пускай легкие у моряков просолены и пальцы словно промаринованы в морской воде, но именно поэтому они и ограждены от несчастий дланью Господней.
Что говорит Бог мистеру Хэнкоку? Где «Каллиопа», капитан которой не прислал ни единой весточки за последние полтора года? Лето на исходе. С каждым днем градусник опускается все ниже. Если «Каллиопа» не вернется в самое ближайшее время, то никогда уже не вернется, и вина за это ляжет на него. Что такого он сделал, чтобы заслужить столь тяжкое наказание? Кто поставит на него впредь, если он прослывет невезучим? Где-то в океане меняется течение. Там, где от горизонта до горизонта лишь мерцающая водная зыбь, где волна набухает и со вздохом сворачивается, посылая соленый шепот мистеру Хэнкоку.
«Это плавание особое», – говорит шепот, странное трепыхание в самом сердце.
Оно все изменит.
И внезапно, в тишине своего рабочего кабинета, этот побитый жизнью человек, уткнувшийся лбом в ладони, вдруг испытывает детскую радость предвкушения.
Дождь ослабевает. Кошка с хрустом грызет мышиный череп. И когда она смачно облизывается, мистер Хэнкок наконец позволяет себе исполниться надежды.
Глава 2
Из-за дождя все птицы попрятались, но какая-то ворона только что спорхнула со стропил дома мистера Хэнкока и теперь распушает атласные черные перья, наклонив голову набок и озирая мир одним бледным придирчивым глазом. Если ворона расправит крылья, то уловит в них влажный ветер, налетающий порывами с улиц внизу и приносящий запахи горячей смолы, речного ила, едкую аммиачную вонь сыромятни. А если она спрыгнет с карниза и взмоет над крышами Юнион-стрит, то в два счета достигнет судоверфи, колыбели будущих кораблей, которые даже в своем младенчестве возвышаются над всеми окрестными зданиями. Иные из них, с просмоленными полированными бортами, трепещущими флагами и поблескивающими носовыми фигурами, уже готовы к спуску на воду. Другие – пока еще просто полые остовы из свежеструганного дерева – лежат в сухом доке, похожие на громадные белые скелеты китов.
Если же ворона устремится отсюда на северо-восток, следуя вдоль изгиба реки, и пролетит без остановки шесть миль… возможно ли вообще такое? Каковы привычки