Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи. Татьяна Николаевна Зубачева
А есть такие стервы… ничем не угодишь. Как Хмырь дежурит, так все стервы их. И тогда… Но тогда Хмырь в паре с Одноглазым дежурил. И на рулетку его Одноглазый поставил. И Хмырь смолчал. На рулетке риск. Там уже точно на кого попадёшь. И главное – на рулетке всё разовое, редко кто с рулетки на всю ночь уходит. Иные на ходовом номере по пять раз за ночь работают. К утру пластом лежат. Правда, и приверед на рулетке мало. Рулетка – риск. А если не выйдет твой номер – днём отработаешь. А там опять ночь. Тройная смена получается. А он уже полночи простоял в ячейке, и Хмырь уже поглядывал на него с ухмылкой, видно уже придумал ему работёнку похуже. Очередная крашеная стерва с хищным ртом запустила рулетку. Выпало соседу. Не угадаешь что лучше: попасть к такой или остаться на дневную смену. Снова запускают? Да. И фальшиво-радостный вопль распорядителя: «Поздравляю, мисс! Вам выпал, – и пауза – вам выпал выбор! Ваш выбор, мисс!». Тогда он и посмотрел на неё. И увидел… перепуганную девчонку с косичками. И улыбнулся ей. Просто так. А она… она указала на него. И распорядитель заорал: «Выбор сделан! Наши поздравления, мисс!». И какие-то девки визжали: «Джен, Джен! Ты выиграла!», и Хмырь так радостно и злорадно заржал, что он невольно съёжился от предчувствия чего-то страшного. А барьер за его ячейкой уже откинут, и он шагнул через порог в кольцевой коридор, и уже шёл наверх, в кабины, в тишину…
…Эркин судорожно перевёл дыхание. Да, всё так и было. И прислушался. Здесь тоже тишина. Совсем другая тишина… Он хочет спать. Кончится когда-нибудь эта дрожь, чтобы согреться и уснуть? Когда спишь, не так голодно. Спать, спать…
Он стонал и метался во сне. И Жене то и дело приходилось подходить к нему и укладывать его поудобнее, особенно руку и голову. И уже не на глаз клала примочки, а на лоб. Как делала при высокой температуре мама. Опухоль на плече вроде не растёт, пусть ещё полежит примочка, а потом перевяжет.
Серый тусклый день, серые тусклые хлопоты. Свои и дочкины вещи она отнесла и развесила на чердаке, а его в кухне. Вроде, отстиралось как следует. Алиса уже не лезет к нему, занялась своими игрушками. Обычное её воскресенье. Когда надо всё успеть, переделать кучу дел, накопившихся за рабочую неделю, и ещё на следующую такую же задел…
В обед она попыталась накормить его, но он мог только пить, а те несколько ложек, что удалось заставить его проглотить, вызвали у него неудержимую рвоту. И Жене оставалось только поить его малиновым и травяными отварами.
Боль в плече стала глуше, или он просто привык к ней. Человек ко всему привыкает. Он и привыкал. Рабу выбирать не приходится. Старый Зибо тоже на всё бурчал: «Привыкнешь»…
…Зибо болел тяжело, не жаловался, а только повторял: «Вот привыкну и встану». Не привык. И умер. Ночью, душной тёмной ночью. Вздыхали за стеной коровы, шуршали натоптанным сеном телята, иногда звякал цепью бык. А Зибо хрипел, задыхался… И говорил. Говорил без умолку. Он с трудом разбирал это невнятное шепелявое бормотание. Слипались глаза, тяжело ломило спину, и он только молча кивал в ответ, хотя видеть его Зибо не мог – старик уже давно ничего не видел,