Время четырёх стихий. Аделина Дамировна Гирфанова
Тушить. Вода…
– О, всё-таки решил поесть? – я медленно открыл больные и воспалённые глаза, посмотрев на Рэя. – Хэй, ты в порядке? – он сел на корточки рядом со мной и приложил свою отрезвляюще холодную ладонь к моему горящему лбу. Огонь поглощал Рэя, и я практически не видел его за этим ослепляющим пламенем. Немой крик застрял в горле, не решаясь испортить неестественно спокойное выражение лица. – Кажется, у тебя жар, – брат чуть нагнулся, и я увидел его щёки и подбородок, покрывшиеся пузырящимися ожогами. Но он не реагировал на столь болезненные укусы огня.
Да, жар. Я горю изнутри, и не только. Во мне поселился демон, созданный одним безумцем по имени Бен. Нашим отцом, кстати говоря.
– Вода, – просипел я, чувствуя, как от сухости воздуха страдало моё горло, как эпителий внутри трескался. – Тут огонь, – я указал рукой на пламя, что уже забралось на стены. Обои с бьющим по перепонкам треском отклеивались и погибали в этой чёртовой жаровне. Тошнотворный запах подпалённой шерсти дурманил, вызывал отвращение.
– Огонь? – Рэй убрал свою руку с моего лба и озадаченно посмотрел на меня. Кажется, он даже не был удивлён тому, что я лежал на голом и ледяном полу без футболки. – Ты смотри мне тут лихорадкой не заболей, – он цокнул языком, вставая. – Подняться сам сможешь?
Я неуверенно кивнул, и Рэй ушёл. Шлепки его босых ног проникали глубоко в меня, эхом раздаваясь где-то внутри.
– Советую тебе принять более живой вид, – крикнул брат уже с кухни. – Скоро должна придти мама. Где-то с минуты на минуту. И уж она точно не обрадуется твоей умирающей гримасе, – горько и одновременно издевательски усмехнулся он, на секунду выглянув из-за дверного проёма.
Я пару раз медленно моргнул, озадаченно смотря на потёртую ножку кухонного стола, до которой не доходил искусственный свет. Сказанные Рэем слова пролетели мимо ушей, и я сразу же забыл, о чём он мне только что говорил. Повернув голову, посмотрел наверх, на лестничную площадку, с которой недавно скатился. Было пусто. Обои и ковролин не давали ни единого намёка на какие-то дефекты, вызванные пламенем. Пусто… пусто…
Я нервно сглотнул, пялясь на вазу с сухоцветами, стоявшую на декоративном маленьком столике в коридоре наверху. Цветы были всё такими же безжизненными, целёхонькими. Со лба и спины обильно тёк пот, подмышки начинало натирать от избытка влаги, и эта небольшая лужица, что натекла с меня, раздражающе хлюпала.
– Чёрт, как же мне хреново, – прошептал вслух и, опираясь на ослабшие руки, встал на ноги под жалостный стон потной воды. Голова и спина трещали от ушибов. Звон в ушах только усилился.
Но тут очень неожиданно в коридоре включился свет, а я от неожиданности подпрыгнул и выпучил испуганные, наверняка красные глаза, уставившись на включатель. Мама, которая удивлённым взглядом созерцала меня, снимала на ходу своё серое пальто, медленно подходя к вешалке.
– Ты чего это? – спросила она, приподнимая одну бровь.
– А…