Дели-акыз. Лидия Чарская
вот появилась сама Глаша, белобрысенькая черноглазая девчурка, и сразу показала себя. Она никого не хотела знать, кроме своих многочисленных юных «мамаш», горько плакала, прося отправить ее домой, в сторожку дяди Ефима, капризничала, отказывалась от еды и не спала по ночам.
Избалованная, требовательная, привыкшая к неустанным, исключительным о ней заботам, Глаша совсем не желала применяться к приютским порядкам и правилам. Ее слезы и крики нарушали тишину заведения, тревожили детей и надоедали воспитательницам, смущая больше всего саму начальницу – старую княжну Дациани.
Одна только кроткая Марья Сергеевна Любомирова не уставала успокаивать и урезонивать девочку. Но и на нее Глаша не обращала никакого внимания; крики и слезы девочки продолжались, и требования отправить ее немедленно домой делались все настойчивее с каждым днем. Ни ласки, ни угрозы наказания не действовали. Упрямство маленькой избалованной девочки и её капризы не утихали ни на час за всю первую неделю Глашиного пребывания в приюте. У воспитательниц приюта и у самой его почтенной начальницы невольно опускались руки перед невозможностью успокоить девочку. Словом, маленькая «Тайна Н-ского института», как называли Глашу её многочисленные юные «мамаши», заставила на некоторое время заниматься своей крошечной особой весь приютский персонал.
После солнечных дней радостного мая неожиданно хлынули дожди. Серые грозные тучи заволакивали небо, подул холодный ветер.
Девочки-воспитанницы приюта играли в большой зале, где для поддержания нормальной температуры через день топили печь. Марья Сергеевна Любомирова, дежурившая в младшем отделении в этот день, устроила для своих малюток забавную игру в «коршуна». Одну из девочек постарше, восьмилетнюю Сашу Бекасову, усадили на паркет посреди залы; она должна была изображать коршуна. Сама молоденькая воспитательница представляла собою курицу-наседку, согласно требованию игры. Широко раскинув руки, Марья Сергеевна, в роли наседки, приготовилась защищать «своих цыплят» – длинную вереницу девочек, вытянувшихся за её спиною и державшихся гуськом одна за другой. «Коршун» делал вид, что копает в земле ямку, т. е. Саша добросовестно царапала пальчиком пол. «Наседка» Марья Сергеевна обращается к ней с целым рядом вопросов:
– Что делаешь, коршун?
– Ямочку копаю, – отвечает Саша.
– На что тебе ямочка?
– Иголочку ищу.
– На что тебе иголочка?
– Мешочек сшить.
– На что тебе мешочек?
– Твоих детей ловить и туда сажать.
При этих словах Саша вскакивает на ноги и, размахивая, как бы крыльями, руками, кидается на вереницу девочек, изображающих сейчас цыпляток. Девочки пищат, визжат неистово и шарахаются от «коршуна» в сторону. Марья Сергеевна всячески защищает своих маленьких «цыпляток».
Девочки в восторге. Шумом, визгом и писком наполняется большой белый зад. Дети радостно, заливчато смеются, точно весенние шумливые ручейки