Поход Мертвеца. Кирилл Берендеев
белесые, едва поднимавшиеся к стылому небу и сливающиеся, растворяющиеся в нем. Там, за последним холмом, лежавшим на их пути, в десятке миль, должен располагаться Истислав.
На глаза телохранителя невольно навернулись слезы. Пахолик повернулся всем телом к нему, вдруг приблизился, прижался к Дориноше, а затем отстранился, будто стесняясь своих страхов, своей боли, и, хлестнув коня, бросился к бредущим.
– Княжич! – Дориноша, ни мгновения не медлив, махнул за ним. Поспешил и наемник. Передовой отряд беженцев остановился, подняв и тотчас опустив мечи, уставшие, измотанные люди смотрели на прискакавшего отрока и сопроводителей его пустыми глазами, в которых, если вглядеться, совсем недавно мелькали языки пламени.
– Кто вы и откуда? – кашлянув, спросил царевич. Молчание стало ему ответом. Он перегородил дорогу бредущим и спросил еще раз, добавив: – Отвечайте, перед вами царевич Пахолик, сын управителя Тяжака, наследник Кривии, едущий на коронацию в Тербицу.
Молчание, на сей раз не такое продолжительное. Один из воинов медленно вложил меч в ножны, за ним последовали остальные. Склонил голову перед пока еще не полноправным властителем царства. Тяжело дыша, выпрямился, разглядывая царевича и пытаясь очистить пропитанные чернотой крови латы.
– Мы защитники Истислава. Крепость пала, мы возвращается в Опаю принять кару и молить о прощении для оставшихся в живых жен и детей, – слова давались воину нелегко. – Прости нас, будущий царь Кривии, путь долог и опасен, нам надо поторапливаться.
– Куда вы собрались? Вы сдали Истислав косматым? Я сам смогу судить вас и отделить виновных от невинных.
– Истислава больше нет, – ответил ратник. – Крепость сожжена.
– Когда на вас напали? – вмешался наемник. Дориноша метнул в него злой взгляд.
– Молчи! – вскрикнул царевич. – Что случилось… как тебя зовут?
– Мое имя Боронь, я командовал крепостью до вчерашнего вечера. Третьего дня на нас напали всадники твоего дяди, князя Бийцы, числом не меньше тысячи, шли с юга, по заброшенному ретскому тракту. Два дня мы сдерживали их атаки, пока крепость не сгорела дотла.
– Чем они сожгли камни? – зло спросил Пахолик.
– Истислав никогда не был каменным, царевич, это деревянная крепость, построенная задолго до царя Ехтара. А сожгли его черной жижей, что на урмундском наречии именуется напатум. Мы сражались и в огне, да не выстояли. Я не прошу милости для себя или воинов своих, но лишь для жен и детей наших. Всех, кого мы смогли спасти, мы ведем с собой, в столицу.
– Вы не дойдете до нее так, – все же влез наемник, перебивая начавшего говорить Пахолика. – Дорога во многих местах под правлением косматых, уже в десяти милях отсюда начинается их первая деревня. Вон та, что мы проехали, еще приняла царевича как наследника, но прочие…
– Молчи, я сказал! – Пахолик раскраснелся, страх и злость, мешаясь, пятнами выступали