За что?. Лидия Чарская
дамы, окружив нас. – Пожалуйста, Лили.
В одну минуту появилась откуда-то гитара, кто-то выставил на середину зала стул, кто-то усадил на него Лили, которая отнекивалась и ломалась, как взрослая. Потом привычным жестом рыжая девочка ударила рукою по струнам и струны запели…
Подняв высоко голову и сощурив глаза, Лили пела:
Ей черный хлеб
в обед и ужин…
А потом:
Спрятался месяц за тучку…
и еще что-то.
Все аплодировали, смеялись и кричали браво.
– Не правда ли, великолепно? – спросил, подбежав ко мне, Вова.
– Вот уж гадко-то! – самым искренним голосом вырвалось у меня.
– Ах, какая ты дурочка, Лида, – рассердился Вова, – Лили бесподобна – она поет, как настоящая цыганка. Ранский говорит, что отличить даже нельзя.
– Ну, я не поздравляю настоящих цыганок, если они так каркают, как Лили, – расхохоталась я.
– Ах, скажите на милость! Да ты просто завидуешь Лильке, вот и все! – неожиданно заключил Вова.
Завидую? А пожалуй, что и так! Вова сказал правду. Я ненавижу сейчас Лили, ненавижу за то, что все ее хвалят, одобряют, восхищаются ею. Ею, а не мною, маленькой сероглазой девочкой, с такими длинными ресницами, что глаза в них, по выражению Хорченко, заблудились как в лесу. И мне страшно хочется сделать что-нибудь такое, чтобы все перестали обращать внимание на Лили и занялись только мною.
Я думала об одном: вот, если бы сейчас высоко над потолком протянули проволоку, и я, в легкой юбочке, осыпанной блестками, с распущенными локонами по плечам, как та маленькая канатная плясунья, виденная мною однажды в цирке, стала бы грациозно танцевать в воздухе… О, тогда все наверное бы пришли в неистовый восторг, аплодировали мне, как в цирке аплодировали канатной плясунье, и как теперь аплодируют здесь Лили.
– Что с вами? Над чем вы задумались, маленькая принцесса? – послышался над моим ухом знакомый голос.
Я живо обернулась. За мною стоял Хорченко.
– Мне скучно! – протянула я унылым голосом.
– Если только скучно, то этому горю помочь можно! Пойдемте.
И быстро подхватив меня под руку, он повлек меня через всю залу в кабинет хозяина, где я увидала несколько человек офицеров, стоявших в кружок, в центр в которого румяный весельчак Ранский отплясывал трепака.
– Вот видите, как у нас весело! – шепнул мне Хорченко и тотчас крикнул, обращаясь к офицерам:
– Господа, стул принцессе, она хочет смотреть.
– А плясать со мною не хочет? – лукаво подмигнул мне глазом, спросил Ранский, выделывая какое-то удивительное па.
– Ужасно хочу! – вырвалось у меня, самым искренним образом и тут же я добавила мысленно: – «Пускай Лилька „каркает“ в зале, а я тут им так „отхватаю“ трепака, что они „ахнуть“».
И, не дожидаясь вторичного приглашения, под общие одобрительные возгласы, я вбежала в круг и встала в позу.
Вмиг откуда-то в руках Хорченко появилась гармоника