Ядро и Окрестность. Владимир Масленников
все понимаешь? – повернулся к нему Максим.
– Не все, но многое.
– Попробуй произнести, неважно что.
Вилис, сын немки, не имел представления о немецком кланге. Язык не передается по наследству, как черты лица или характер. Почему? Если человека выплеснули из народной чаши, для нее он становится маугли. Немцев Поволжья перевели за Урал. Теперь они возвращались на историческую родину, покрытые толстой корой Азии.
– Мы из коренной России, – объясняла Эльза. – Маму в годы войны хотели отправить на трудовой фронт. Она была беременна мной, это ее спасло. Хотим уехать, мы чувствуем усталость, здесь впереди неизвестность.
– Почему же неизвестность, – вступилась Нина Павловна. – Это там, в России. – Она показала рукой на окно.
– Но ведь ты сама говорила, у них нефть и газ, а что тут. Не будем продавать, ничего не купим. На что станем жить?
– Море и Запад, – перебила Нина Павловна, значительно посмотрев на Максима. – Курорты, туризм. В конце концов, подавай документы, чего ты тянешь.
– Вилли нужно закончить школу. Да и в чужой стороне не так уж сладко, особенно первое время.
– В чужой?
– Кому докажешь, что мы этнические немцы. За столько лет ни одной бумаги не сохранилось.
Максим думал о другом. Сначала колонисты на вольных хлебах, крепкие мастеровые, образованная прослойка, правда, со временем растаявшая, как крупица соли в воде, и ставшая такой же средней, как остальная Россия с усеченным верхом и низом. В конце поражение в правах, Воркута, Казахстан, Средняя Азия. Что лучше – хорошо начинать в отсталой стране и плохо кончить в средней, растеряв свои преимущества? Или идти против течения, не давая себе поблажки?
– Когда с вами можно встретиться? – спросила Эльза.
– Завтра мы смотрим дачу, – сказала Нина Павловна, – прежде всего дело, – добавила она, смягчая голос улыбкой.
Ночевал он у Нины Павловны. Коридор разделял квартиру на две половины. Крайние противоположные комнаты смотрели друг на друга.
– Располагайтесь здесь, – показала она налево, – тут я застелила.
Максим прошел в комнату, вытянутую, узкую – кровать и стол напротив, между ними проход в глубину. Над столом висело зеркало, в углу у окна стоял секретер с книгами, среди них учебник латышского. Знание языка было выражением лояльности. Латыши говорили на чистом русском, он не мог уловить акцента. Правильное произношение дается иностранцу всегда с трудом. Ему было не просто понять, кто русский и кто латыш. На базаре у прилавков стояли латыши, привозили свою продукцию. Воздух предместий доносил запах земли и ее народа. Малое не могло овладеть большим, ему оставалось только выставить защиту. Но каково русскому учить язык, лишенный не только мирового, но и европейского пространства. Все равно что идти сверху вниз, пригибая голову и спину.
Лежал, перебирая минувший день. Легко заснуть на приятном. Он научился видеть закрытыми глазами.