Мой принц. Лидия Чарская
солнце, какая радость разлита вокруг, несмотря на дождь и осеннюю слякоть! И эту радость посеял в наши души талант человека, умеющего так ясно и по-детски любить искусство, свое призвание.
– У меня есть еще двугривенный. Батя пришлет завтра месячную посылку в размере 15 рублей своему лоботрясу, – говорит Федя Крымов. – Борис, хочешь, пойдем со мною обедать в греческую кухмистерскую? Разгуляемся, так и быть, на все двадцать грошей.
Факир думает с минуту, морща нос, потом изрекает мрачно:
– Я прикладываю свои пятнадцать, и да здравствует лукулловский пир!
На углу кого-то ждет щегольская пролетка.
Шепталова говорит, придерживая рукой свою срывающуюся от ветра огромную, покрытую щегольскими перьями шляпу:
– Mesdamoiselles! He желает кто-нибудь, я подвезу до Литейной?
Но никто не соглашается. Так весело всей толпой шлепать по лужам под гудящий бас Боба и смешки Кости Берегового.
После минутного колебания в пролетку вскакивает Лили Тоберг.
– Я с вами, Ксения, возьмите меня.
– Светские барышни! – презрительно щурится им вслед Боб, и все его благодушие большого, длинного ребенка исчезает куда-то. – И к чему пошли на сцену, спрашивается?! Сидели бы дома – тепло и не дует. Тут есть нечего, последние гроши за учение внести надо, а они в шелках и в бархатах, на собственных пролетках разъезжают!
– Стыдитесь, Денисов, – неожиданно прервала его Ольга. – Вы не знаете причины, которая привела их сюда.
– А вы не слыхали разве, что они отвечали на вопрос «маэстро»? Скучно им, видите ли, оттого и пришли. Кощунство какое!
– Приветствую это признание, потому что оно искреннее, – перекрикиваю я спорщиков.
– Да! Да! Да! Каждый идет туда, куда его тянет, – неожиданно воодушевляясь, говорит Ольга. – Я строю свои мечты в заоблачных далях; Лида Воронская, Чермилова то есть, живет в мире сказочных грез; Саня Орлова…
– Ой, ой, ой! Боюсь! Не надо мечты и заоблачных грез! – тоненьким фальцетом пищит Костя Береговой и неожиданно попадает в одну из луж, обильно покрывающих главную аллею Екатерининского сквера.
Маруся Алсуфьева хохочет так, что встречная няня с детьми проворно отскакивает, самым искренним образом приняв ее за сумасшедшую, вырвавшуюся из больницы.
На Невском мы расстаемся. Саня Орлова, в сопровождении Коршунова, Берегового и Рудольфа, идут пешком на Васильевский Остров. С ними до конки на Петербургскую Сторону шагает веселая хохотунья Маруся. На Михайловской улице в другую конку сядет моя Ольга и поедет к Смольному, где ютится у своей одинокой тетки, которая служит в канцелярии богадельни за жалкие гроши. Денисов и Федя Крымов провожают меня до своей кухмистерской. Затем я сворачиваю к себе в Кузнечный, а они идут «насыщаться» копеечным обедом.
На Владимирской улице народу сегодня немного. Осенняя слякоть гонит по домам. Уже начинают падать ранние сентябрьские сумерки, хотя только четыре часа.
Я оглядываюсь, убеждаюсь, что никто меня не видит, и, забыв мгновенно свои почтенные